Джебе - лучший полководец в армии Чигизхана
Шрифт:
Нукерам выстрелили по две стрелы, и вся орущая масса людей остановилась, образовав свалку, развернулась, и стала удаляться с такой же скоростью, с какой спешила к холму. Сотни развернулись и помчались к своему лагерю, бывшему становищу меркитов, перестраиваясь в тысячи.
Субудей неприязненно усмехнулся, спускаясь с холма вниз рядом с Чиркудаем и Джучи:
– Даже здесь не даёшь повоевать, когда на нас явно напали.
– Они просто бежали, сами не зная куда, – бросил Чиркудай, подхватив язвительный тон Субудея. – Старый стал, а всё чего-то хочешь.
– Верблюд безрогий, – негромко
– Сам змея с ушами, – так же тихо ответил Чиркудай.
Джучи очевидно услышал их перепалку, потому что с усмешкой посмотрел на них и расхохотался:
– Я слышал это и раньше, – сквозь смех сказал он, – в детстве.
– Будешь смеяться, и тебя как-нибудь обзову, – пригрозил Субудей: – Не посмотрю, что ты сын Великого хана.
Но Джучи засмеялся еще сильнее.
– Вот так, – расстроенно сказал Субудей Чиркудаю: – Мы уже старики, и он слышал это в детстве. А сейчас Джучи уже мужчина.
– Да нет, – замотал головой Джучи: – Мне просто смешно.
Приехав в лагерь, Чиркудай хотел отдать команду двигаться на север, между пехотой, которую отогнали нукеры, и конницей Джелаль эд-Дина, с которой уже произошла короткая стычка нукеров Субудея. Но разведчики донесли, что войска Хорезм-шаха залегли кольцом, вокруг их лагеря, однако нападать не собираются.
– Нужно их обмануть и ещё раз ударить по пехоте, – предложил Чиркудай на совете в полдень. – Оттянем силы мусульман к востоку. Пусть думают, что мы, как безмозглые ослы, хотим пройти именно здесь. А к ночи найдем лазейку и уйдем.
– А если они не разомкнут кольцо? – съехидничал Субудей.
– Тогда придется его разомкнуть, – с неохотой ответил Чиркудай.
– А может быть, сразу начать? – спросил Бариб, заместитель Субудея.
– Нет, – отрицательно мотнул головой Чиркудай: – Сначала попробуем обмануть их конницу.
К вечеру, после нескольких атак монголов одним туменом и стрельбы с хода, всадники Джелаль эд-Дина поддались на подвох, поверили, что монголы хотят напрямую прорваться на восток, в сторону своей родины.
Сын Хорезм-шаха переместил конный корпус с западного участка кольца на восточный.
Приказав развести побольше костров в лагере, Чиркудай повел ночью оба тумена на запад, легко смяв редкие кордоны из барсов пустыни. Нукеры шли быстрым темпом всю ночь и следующий день, по большой дуге забирая вправо до тех пор, пока разведчики не сказали, что даже самые выносливые всадники Джелаль эд-Дина отказались их преследовать. На третий день Чиркудай приказал повернуть на юг, чтобы выйти на Великий шелковый путь.
А на двадцатый день похода, когда в воздухе показались висящие, словно призраки, снежные пики хребта Каратау, вождь киргизов сказал, что они не хотят идти в Монголию. Пойдут на юг, в горы. Туменные ничего не имели против, и киргизы ушли. Но не все. Пятьсот молодых парней из их племени всё-таки решили попытать счастья на тропе войны и остались.
В Монголию с войском пошел и Белобров с семью товарищами. Они были твёрдо уверены, что войны с Русью монголам не миновать. Рассчитывали таким образом вернуться домой.
Поздней осенью оба тумена возвратились в бескрайние монгольские степи, потеряв всего сто
Чиркудай обрадовался повисшей у него на шее смеющейся Сочигель. У него потеплело в груди, когда она прижалась к нему. Одной рукой он поднял сильно выросшего Анвара, и тоже крепко прижал к себе. Они долго стояли втроем посреди обширного двора у большого дома. Нукеры охраны спрятались за глинобитным забором, чтобы не мешать хозяевам.
Анвар дрыгнул ногами, и Чиркудай опустил его на землю. Сын неожиданно заявил, что научился стрелять из лука и может немного рубиться саблей. Помявшись, он стал просить отца взять его в очередной поход с собой. Сочигель, услышав эти слова, испугалась, и тяжело вздохнув, погрустнела. Она хорошо знала, что мужчины в Монголии рождаются для войны.
Глава тридцать третья. Дальний поход
В один из вьюжных зимних вечеров пришло из Хорезм известие, которое привело Темуджина в бешенство. В городе Отраре, один из родственников Мухаммед-шаха, ограбил самый большой монгольский караван и убил почти всех купцов. Только два полузамёрзших и отощавших монгола, совсем недавно бывших самыми богатыми людьми в степи, кое-как добрались до Каракорума. Они не плакали и не жаловались: опустив головы, скорбели под взглядом Великого хана и сотен командиров, во время срочно собранного совещания.
Чингизхан сидел в золоченом кресле, белый, как полотно. Нервно грыз, на трясущихся пальцах, ногти и молчал, сплевывая в сторону. После рассказа купцов, из среды командиров раздались угрожающие выкрики с требованием начать войну с Хорезмом.
Темуджин долго не мог успокоиться. Его трясло. Все усилия, направленные на то, чтобы Монголию признали равной остальным государствам, рушились на глазах. Пересилив себя, Чингизхан поднял руку и срывающимся голосом сказал:
– Нам ещё рано говорить о войне. Она приносит трофеи, но от неё нет постоянного дохода. Война разорительна. Поэтому, я сначала пошлю письмо Мухаммеду, с требованием, выдать нам преступника, градоначальника Отрара, для расправы. Потом, мы восстановим наши взаимоотношения с Хорезмом.
Но Хорезмшах вообще не ответил на послание Чингизхана. И, в начале весны, на очередном совещании, Темуджин на глазах у всех приказал Шаги-хутуху написать последнее письмо, состоящее из одного предложения: «Ты хотел войны – ты её получишь!» Это решение понравилось всем.
На следующий же день отдых нукеров был прерван, и всё войско вновь вышло на плац, рядом с Каракорумом.
Монголов, относительно иных племен, прибывших под крыло Чингизхана, становилось всё меньше и меньше. Приходилось отправлять много воинов в Китай, в Уйгурию, и в другие покоренные страны, для поддержания порядка. У Чиркудая, у Субудея, у Тохучара и в других туменах забирали воинов тысячами, по приказу Темуджина. Поэтому Чиркудай, Субудей и Тохучар собрали новые тысячи из киргизов, калмыков и даже найманов, которые не поладили со своими вождями. Но нукеры были не обучены, и с ними нужно было работать.