Джек на Луне
Шрифт:
Томас пытался меня остановить, шлепал чего-то губами, но я не слушал его. Отпихнул в сторону, послал по адресу и ушел. Вообще ушел, только рюкзак из класса забрал. Раз я физру прогуливаю, то и все остальное могу прогулять - семь бед, один ответ. А шины этому оленю завтра по почте придут. Пусть ими подавится.
Вечером после ужина я сидел у себя в комнате и пялился в экран, на котором светился белизной чистый документ Ворд. Вообще-то это я типа писал сочинение по датскому. Уже почти час. Со скрытой странички звучал Людовико Эйнауди. Мне удалось, порывшись
Внизу раздался звонок. Я решил, что это к Себастиану кто-то. Может, сосед или запоздалая почта. Но через несколько минут в дверь поскреблись.
– Жень, к тебе там мальчик. Говорит, из вашего класса.
Какого?... Ко мне никто тут еще не приходил. Да и не звал я никого.
Выключил музыку, вылез из-за стола и потопал за матерью вниз по лестнице. Смотрю – в гостиной Томас. Присел на краешек белого дивана, едва дышит.
– Ты чего тут делаешь? – говорю.
Тут ма на меня напустилась – по-русски и чуть не с кулаками:
– Женька, совсем озверел? Ты что на человека кидаешься? Поздоровайся, кофе ему предложи, или что он там пьет. Будь человеком!
Блин, и она туда же!
Томас от ее темперамента совсем в комок сжался и стал похож на дохлого паука – одни коленки торчат.
– Привет! – я плюхнулся на диван рядом с Паровозиком и понизил голос. – Чего приперся, спрашиваю?
– Я... – бедняга обрел дыхание и судорожно вцепился в белую кожу. – Поговорить.
– Говори!
– я плехнул в принесенную матерью чашку кофе и сунул ему в руки.
– Что, прямо тут? – Томас заерзал, нерешительно поглядывая на ма и отчима, уткнувшегося в какую-то книгу.
Не хотелось тащить его в свою комнату, но выбора, по ходу, не было. Ма явно развесила уши, да и Себастиана в свои дела я посвящать не желал.
– Ладно, пошли.
Томас облегченно потопал за мной по лестнице, прихватив кофе. Когда дверь за его спиной закрылась, он расслабился и опустил тощий зад на мою кровать:
– Ну вы и живете! Такой домина!
Он еще вещал что-то восторженно, а я думал только о том, когда же парень уйдет. Томас просто не вписывался в эту часть моей жизни, как надувной круг на рисунке со снеговиками и подписью «Найди ошибку». Слишком близко была башня. Слишком легко в картинку с незапертой дверью мог войти Себастиан.
Паровозик сидел на моей кровати, пищал гудком и ничего не замечал, а я знал, что по коридору ходит монстр – знаете, как во сне или фильме ужасов: ты не слышишь его, не видишь, но с неизбежностью сознаешь, что он там, что он идет за тобой.
– Ты за этим притащился? – прервал я трескотню Томаса.
– На дом посмотреть? Что, посылка уже пришла?
– Какая посылка? – у парня глаза по пять крон, сидит, прыщи на бороде почесывает.
Я заткнулся. Мне стало тошно – от самого себя. Физически больно стало от собственной низости. От ущербности своей. Наверное, когда тебя кусает монстр, ты сам становишься таким, вроде как в фильмах про оборотней. А то, что Паровозик дальше сказал, не сделало это чувство легче.
– Я пришел попросить, чтобы ты школу не
– Как ты меня нашел? – пробормотал я – просто чтобы что-нибудь сказать.
– На интранете для учеников, - Томас, по ходу, почувствовал, что со мной что-то не то творится, и неловко крутил в пальцах чашку с кофе. – Там всех в классе адреса есть. И твой тоже. Только телефона нету, вот я и подумал...
Я отошел к окну, чтобы Паровозик не видел моего лица. Вот так просто: оставил братишку с больной матерью и пешком четыре километра протопал, чтобы перед таким уродом, как я, извиниться.
– Джек, я еще хотел предложить с математикой помочь, – не унимался Томас. – Только ты не думай, я не Медведь, я знаю, что ты способный! Просто запустил предмет. Но ты легко сможешь подтянуть! Если мы будем вместе заниматься, скажем, раза два в неделю...
– Хорошо, - оборвал я его, потому что понял – еще не много, и не выдержу. Сорвусь. Сломаюсь. – Завтра к тебе зайду, ладно? Только сейчас уходи.
Он, по ходу, услышал что-то в моем голосе, потому что встал – пружины скрипнули – и пискнул обеспокоенно:
– Джек? С тобой все в порядке?
Я растянул губы в улыбке – шло тяжело, будто механизм заржавел, - и повернулся к Паровозику:
– Все окей. Спасибо, что зашел. А теперь иди, ладно? Завтра увидимся.
Томас прижал к груди несчастную чашку, потоптался, но все-таки пошел к двери. Обернулся, уже взявшись за ручку:
– Ты не меня не сердишься больше, да?
Я покачал головой, голос меня уже не слушался. Дождался, пока шаги отбухают до последней ступеньки, оторвался от подоконника и забился за кровать. Сидел на полу – голова между коленками, руки сверху, - и ревел. Молча, но до судорог в груди. Ревел до тех пор, пока не услышал в коридоре мать – я легко отличал ее по звуку. Отчим ходил бесшумно, как зверь на мягких лапах.
Метнулся к компьютеру, бросил себя на стул. Руки на клаву. Жму на что-то, сам не вижу, что.
– Жень? – ма засунула в комнату голову, забыв постучать.
Я старался дышать ртом, чтобы носом не хлюпать. Вдыхать глубоко, чтобы плечи не тряслись.
– Что же ты гостя не проводил?
Я молчал, и мать зашла в комнату, но остановилась у дверей. Спросила заботливо:
– Вы что, поссорились?
– Нет, - мне удалось наконец справиться с голосом, хотя звучал он придавленно. – Просто мне сочинение закончить надо. А вы мне мешаете. Все мешаете!
– Ладно-ладно, - мать фыркнула притворно-испуганно. – Мешаем мы ему... Пиши давай, Достоевский! – и захлопнула дверь.
Я вытер рукой глаза и тупо уставился в экран. Там на полстраницы шел, повторяясь, один и тот же текст.
«Ищи Якоба».
В субботу я заявился на кемпинг сразу после шести с хрустящей купюрой в кармане. Нет, это не отчим расщедрился. Мать пихнула мне деньги тайком в коридоре и шепнула заговорчески: «Вот, девушку свою угостишь». Девушка между тем уже меня поджидала. Увидела через стекло ресепшена и выпорхнула навстречу.