Джек на Луне

Русуберг Татьяна

– Можно мне вам помочь? – завопил мелкий, как только я ссадил его с седла маунтинбайка.
– Чинить лисапед?

Мы зашли в сарайчик, и я показал, как надо одевать цепь. Томас молча сидел на корточках в углу. Обтекал и переживал.

– У вас в Брюрупе есть хоть, где шины купить? – спросил я его, чтобы хоть как-то расшевелить.

– Есть один магазин, - ответил он не сразу. – Но у нас до конца месяца денег не будет. Придется походить пешком.

– А как же мелкий?

До детсада-то все-таки не так близко.

–

Коляска есть, - пожал плечами Томас и велел брату. – Тотте, беги-ка к маме. Только про шины пока не говори ничего, ладно? И сапоги сними в коридоре! Пол потом не намоешься.

Пацан дунул в дом, а Паровозик заметался по сарайке, хрустя пальцами:

– Зря мы его все-таки бросили одного. Вдруг ему помощь нужна? Вдруг он...
– угловатый кадык заходил на тонкой шее.

Не, опять мы за старое! Может, нам еще скорую бугаю вызвать из-за пары синяков?

– Да отлежится твой Вильям, встанет и домой похромает, - я взял парня за плечи и немного тряхнул. – Сам что ли не знаешь, что значит - получить по ребрам?

– Знаю, - Томас поежился, обхватил себя руками. – Но цепь... Где ты так драться научился?

Я вздохнул. Ну как ему объяснишь, что это была чисто импровизация? Что видел я просто, как братки из районной банды с рокерами разок сцепились. Там не только цепи и ножи в ход пошли, там и кастеты тебе, и биты, и кто во что горазд. Вот тогда да, скорая пару вялых тел увезла. Так и то оклемались все.

– Может, - говорю, - в дом зайдем? Хоть обсохнем.

– Ой, да, извини, - запыхтел Паровозик, засуетился. – Ты же без куртки. Мерзнешь наверное. Чай пьешь горячий? Пойдем, я сейчас заварю.

Мать Томаса лежала в гостиной перед телеком. Ей недавно сделали операцию на спине, и теперь она ходила мало и только на костылях. Это было что-то вроде травмы на работе, позвоночная грыжа или какая-то фигня. Жила она теперь на обезболивающих, а потому поздоровалась вяло и на жизнерадостного Тотте махнула рукой. Мы забрали его на кухню, чтобы по дивану не вздумал скакать.

– Переодеться хочешь? – спросил Томас, ставя чайник. – Можно твои тряпки в сушкилку закинуть пока.

Я выглянул в окно: никакого просвета в тучах видно не было.

– Да ну. Снова намокну, когда домой поеду.

– А я тебе куртку одолжу, - предложил Паровозик. – В школу мне ее можешь привезти. Завтра по прогнозу дождя не будет. Кстати, ты на пол капаешь.

Я растер носком небольшую лужицу у табуретки.

– Ладно. Раз капаю, кинь мне что-нибудь.

Потом мы сидели в комнате, которую Томас делил с Тотте. Мальчишка играл на полу с машинками и лего, мы оккупировали кровать. Я чувствовал себя немного неловко в футболке, которая мне свисала почти до колен, и полотенце, заменившем штаны.

Вообще в последнее время мне не хотелось, чтобы кто-то видел меня голым. В смысле в душе там или в бассейне. Стеснялся я что-ли. Всё казалось, пялятся

на меня. Мужики особенно. Будто что-то во мне не так, как у других. Не то что там член слишком маленький, или спина волосатая - я в этом плане выглядел совершенно обычно. И умом это понимал. Просто внутри меня кричало каждый раз: «Они знают! По походке твоей, по тому, как ты наклоняешься, по тому, как глаза прячешь... А если не знают, то сейчас догадаются!» Каждый поход в гребаный аква-парк был для меня пыткой, но отказаться не мог. Себастиан бы мне такую «черную дыру» потом устроил, что точно труба!

А вот с физры я линял втихую. Если в душ после урока не пойти, засмеют. Скажут, воняешь, или член не вырос. Поэтому я просто гулял. Даже у Томаса переодевался в ванной, с запертой дверью. А теперь сидел, полотенце на колени натягивал. Но парень вроде ничего не заметил. Развалился себе с дымящейся чашкой на груди, стресс снимает. Жаль, кроме чая у Паровозика никакой другой травы нету. Вдруг у него беспокойство на морде отразилось:

– Слушай, а что, если он настучит на нас?

– Что такое «настучит»? – громко спросил Тотте и изобразил полицейскую сирену. Машинка у него была такая, с мигалкой.

Томас дернулся, пролил на себя чай и зашипел.

– Навряд ли, - я потянулся за своим рюкзаком и вытащил оттуда помятый конверт. Заклеенный, конечно. – За ним самим грешки водятся. И потом, он же мачо. А стучат слабаки.

Я слез с кровати, снял крышку с чайника и приспособил конверт над паром.

– Это что такое? – Паровозик удивленно наблюдал за моими манипуляциями.

– Секретное послание, - говорю, а сам карманным ножиком клапан сзади отколупываю, - от директора матери и отчиму.

– Писс! – Паровозик хлопнул себе по лбу, раздавив горсть прыщей. – Тебя же к директору вызывали. Значит, Вильям все-таки настучал!

– Что такое «настучал»? – не унимался Тотте, пытаясь наехать мне на босую ногу пожарной машиной.

– Спокойно, - я сбежал на кровать. – Это не Вильям, это Медведь был.

– Медведь? – брови у Томаса улетели под кудри.

Я развернул письмо, пробежал глазами по строчкам:

– Ну, типа толкнул я его намеренно. Так, неуспеваемость, на уроках занимается своими делами, рисует... ха! «гениталии», регулярно прогуливает физкультуру... И когда же это Хэнс успел директору стукнуть?

– Я понял! – радостно завопил с пола Тотте и бибикнул. – Стукнул – занчит, наябедничал!

– Умничка, - пробормотал я.

Моих вызывали в школу на следующей неделе, в четверг, в два. Значит, письмо можно будет придержать до понедельника, и никто ничего не прочухает. В понедельник, конечно, мне придется туго. Зато в субботу оттпырюсь. Уж пиво мне Адамс точно поставит.

– Отчим твой разозлится, да? – сочувственно выдал Томас.

Я сунул письмо мимо конверта.

– С чего ты взял?