Джек на Луне
Шрифт:
– Ты ему бровь разбил и скулу, - Паровозик шмыгнул носом. – Когда об стенку приложил. И изо рта у него кровь текла. Что еще – не знаю. Физрук его в травмпункт повез.
Изо рта – это зубы или что-то хуже? Я глянул на свои рассаженные костяшки. Уж больно много было на кафеле кровищи.
– Не везет парню, - усмехаюсь, но в уголках губ предательская дрожь. – Все его в табло лупят. Совсем некрасивый скоро станет.
Томас помолчал немного, а потом говорит:
– Я вот уже почти два месяца с тобой за партой сижу, Джек, а кажется, тебя совсем не знаю. Не понимаю, что ты за человек. То ты заботливый, добрый,
Мне как будто холодной ладонью по спине провели, от загривка до копчика.
– Ты чего? – говорю. – Это не шутка была, а стеб. С этого все начинается. Сначала тебя стебут, потом гнобят, потом... Да ты сам все знаешь!
– А что такое гнобят? – спросил Тотте и поставил ракетную батарею мне на коленку.
Томас вцепился длинными пальцами в шевелюру, пискнул:
– Надеюсь, ты никогда этого не узнаешь.
– Почему? – мальчишка удивленно взглянул на брата.
Я стал потихоньку вылезать из-под пледа, стараясь не порушить Тоттовы армии.
– Ладно, пойду я.
– Нет! – Томас вскочил со стула. – Нет, не уходи! Я не это имел ввиду. Я только хотел... – он плюхнулся на кровать рядом со мной, опрокинув шеренгу пехотинцев. – Ну, если тебе нужно поговорить с кем-нибудь... Или если у тебя проблемы... В общем, ты всегда можешь на меня рассчитывать.
– А я уйду от вас на пол! – заявил Тотте, скидывая весь личный состав на палас. – Ни минуты не можете посидеть спокойно, мелюзга!
Я улыбнулся, но улыбка вышла кривой.
– О своих проблемах я с психологом разговариваю.
Томас тряхнул кудрями:
– Это не то. Просто знай, что мне ты все, что угодно, можешь рассказать. Как другу. Я могила, - он сделал движение рукой, будто застегивал на молнию рот.
Я сделал вид, что заинтересован войнушкой, устроенной Тотте на полу.
– Я это ценю, бро, но рассказывать нечего. У меня все ништяк.
– Точно?
Я кожей чувствовал его вгляд, но что я мог сказать? Знаешь, друган, меня отчим трахает, и от этого мне хочется кого-нибудь убить?
Тут тренькнул Томасов телефон. СМСка вроде. Он слазил в карман, потыкал пальцем, и комнату заполнил фоновый шум и едва разборчивые вопли:
– Фак, мэн, Джек Каспара убивает!
– Снимай быстрее!
– Вот он, вот он...
Паровозик торопливо шлепнул по экрану, оборвав запись, но я уже все понял:
– И тебе прислали, да?
Он понурился прыщами:
– Да. Уже второй раз. Первый раз от Луизы пришло, а вот теперь от Андреаса. Одно и то же видео. Похоже, оно по кругу гуляет.
– Можно? – я протянул руку к телефону.
Что тут у нас? Так, голый Каспар на полу, кроваво-водяной коктейль, мое лицо – остальное Андреас заслоняет – зато наезд крупным планом. Блин, просто типичный отморозок. Сам бы себя испугался ночью на темной улице. Потом все заслоняет толпа спасателей во главе с физруком. Камера трясется, в нее попадают пол, чьи-то ноги и рюкзаки, потолок, и наконец мой ничем не прикрытый зад. Блин, быстро же я улепетывал.
– Хьюстон, у нас проблема, - протянул я.
– Хочешь, оставайся у меня ночевать.
– Чего? – я думал, что ослышался, но Томас смотрел на меня абсолютно честными глазами.
– Я же знаю, тебе не хочется домой идти. И... может, я ошибаюсь, но мне кажется, отчим твой – не меньший козел, чем мой отец.
Я тупо сидел с открытым ртом, и глаз у меня дергался. Подбитый. Откуда, мля?..
– Что, я не прав? – Томас приподнял ногу, давая проезд колонне военной техники. – Просто, когда ты о нем говоришь, ты... ну, напрягаешься что ли весь. И взгляд отводишь.
– Ты чо? – я прикрыл ладонью опухшее веко. Да кончай уже дергаться, блин!
– Насмотрелся «Обмани меня»?
Психолог хренов!
– Есть немного, - смутился Паровозик. – Так что, останешься ночевать? У меня никто не ночевал с тех пор, как мы сюда переехали. Тотте еще не родился тогда.
Я задумался, покусывая ноготь большого пальца. Передо мной стояла дилемма. Знаете, что это такое? Нам рассказывали на обществоведении, и понял я это так. Дилемма, это когда, чтобы ты ни выбрал, тебе жопа. Разница только в том, обычная это жопа или глубокая.
– А что твоя мать скажет? – поинтересовался я.
– Да она обрадуется, - замахал крыльями Томас, – что у меня наконец-то друг появился.
– Даже такой? – я ткнул в глухо пульсирующий фингал.
Паровозик немного сник:
– Вообще-то, мать после ужина таблетки принимает и отключается. Так что навряд ли она вообще заметит, остался ты или домой пошел.
Мдя, веселуха однако.
– Ладно, - решился я. – Останусь до завтра. Только при одном условии.
Томас насторожился.
– Я помогу тебе готовить ужин.
На ужин мы сочинили макароны с мясным соусом. Макароны варил я, поэтому вышли они слипшиеся и подгоревшие. А все потому, что мне пришло в голову спросить Паровозика, правда ли, что Лэрке лежала в дурке.
Оказалось, она действительно не ходила в школу несколько месяцев – в начале седьмого класса. А когда вернулась, стала странная. Не говорила почти, от всех шарахалась. Бродила во время уроков по коридорам или вокруг школы. Одни говорили, что у нее депрессия. Другие, что крыша поехала, и что она видит призраков и разговаривает с ними. Кое-кто пытался ее чморить в начале, но она не плакала, не огрызалась, не убегала, только смотрела на всех такими глазами, будто видела, по выражению Томаса, «смерть, стоящую у них за спиной». Короче, от девчонки быстро отстали, а потом все как-то пришло в норму. Но в классе она по-прежнему ни с кем почти не общалась, только если учителя задавали групповую работу.
– Фигасе! – сообщил я свое мнение и тут сообразил, что забыл помешать макароны, а вода почти выкипела. – А с чего все началось? Ну, в смысле, почему она в школу тогда ходить перестала? Ее что, и правда могли в дурку упечь?
– Такие ходили слухи, - пожал плечами Паровозик и бухнул в соус загуститель. – Но в принципе, это вполне возможно. Не знаю, чтобы со мной было, если бы ты, например, пропал бесследно месяц назад, все бы убеждали меня, что ты утонул в озере, а я бы стоял тут с тобой и кулинарил. Причем видел бы тебя только я.