Джек на Луне
Шрифт:
В первый раз мы с отчимом поехали в лес. Искали тихую проселочную дорогу, как он сказал, где машин почти нет. Был вечер, темно, по стеклам молотил мелкий холодный дождь. Себастиан остановил мерс на какой-то пустой парковке. Фары выхватили из мрака мусорный бак и бок общественного туалета.Я думал, сейчас мы поменяемся, и я сяду за руль. Ага, как же. За это удовольствие надо было платить. Доставив удовольствие Себастиану. Ну и что мне оставалось? Снаружи – дождь, колотун, незнакомый лес, а на мне даже куртки нет: в машине-то тепло.
Обещание свое скот, правда, сдержал.
Так что покатались мы так пару недель, и Себастиан выяснил, что если мать под вечер подпоить, то она и от обычной дозы снотворного отрубится. На столе за ужином появилось вино. Мне не наливали, зато у ма стакан не пустовал. Пара бокалов, и отчим помогал ей подняться в спальню. Я тогда не знал, что это может был опасно. Идиотом, короче, был. Но об этом позже. Потому что сначала случилось кое-что еще.
Лэрке обо мне все-таки не совсем забыла. Позвонила и пригласила на свой концерт. Конкурсный. Он открытым для публики оказался. В субботу 22-го ноября в 12 в Ранерсе первый отборочный тур. Ранерс – это город такой, в часе езды от нас.
– Можешь вместе с нами поехать, - предложила Лэрке. – Меня отец согласился отвезти.
– Спасибо, - говорю, - за приглашение, но не знаю, смогу ли. Я перезвоню.
Она, по ходу, обиделась, что я сразу не заскакал с воплями «Ур-ря!», но это же суббота. В выходные Себастиан дома. Значит, придется у него отпрашиваться. Что я и попытался сделать.
– Подожди, - отчим поставил на стол кофейную чашку, которую я ему только что притащил. Вместе со свежезаваренным кофе. – А как зовут эту твою одаренную одноклассницу?
Ну, я сказал. Блин, знал бы тогда, наврал бы, что иду на какой-нибудь факинг день рожденья. Но как я мог догадаться, что у Себастиана на Лэрке будет такая реакция? Просто шок и кома.
– Нет! – отрезал отчим, когда немного пришел в себя.
– Но почему?.. – начал было я.
– Нет, и ни слова больше! – его палец ткнулся мне в грудь. – А то я обеспечу тебе домашний арест на все выходные.
Вот и думай, чем ему девчонка так насолила! Ревнует, что ли? Смешно, ей-богу.
Я Лэрке позвонил, рассказал про Севин закидон.
– Может, - говорю, - ты его разозлила как-то? Ну, еще тогда, когда Джей...
Девчонка засопела в трубку:
– Разозлила? Да я с ним почти и не общалась. Один раз только, когда мы в Соммерленд ездили. Он тогда какой-то странный был, правда... Но все равно, вежливый, обходительный даже. Да с тех пор же два года прошло, Джек! Отчим твой меня, наверное, едва помнит. Слушай, а ты точно ничего не выдумываешь? – она помолчала. Ее подозрительность чувствовалась даже через мобильную связь. – Не хочешь ехать, так бы сразу и сказал. Чего за отчима-то прятаться?
– Да честно, не пускает он меня! Грозит запереть на все выходные, – взмолился я в трубку. – Я очень хочу тебя
– Ладно, - Лэрке вздохнула снисходительно. – Приходи тогда ко мне. На генеральную репетицию. В пятницу после школы, окей?
Конечно, я согласился.
Я навсегда запомню ее такой. Заходящее солнце падает прямо в окно, полупрозрачная тень от занавески лежит на клавишах, которые заклинают руки Лэрке. Во мне все вибрирует, дрожит и плавится. Она кажется сотканной из лучей, как и ее легкая, но невыразимо печальная музыка. Если бы меня спросили тогда: что такое красота? Я ответил бы: вот это. Эта девушка, душа которой живет в кончиках пальцев. Не знаю, сможет ли она спасти мир, но меня – меня в тот момент она спасала. От всего страшного, горького, постыдного. Она возвращала меня к тому, кем я когда-то был, и кем желал быть. В тот миг я хотел одного – чтобы она играла вечно.
Но вот ее руки взлетели вверх последний раз и тихо легли на колени. Она посидела немного молча, словно еще переживая последнюю ноту, и повернулась ко мне. Ее глаза сияли, но в уголках губ таилась неуверенность:
– Ну как?
Я прочистил горло:
– Если ты не победишь, то я... я...
– Что, взорвешь концертный зал? – она хихикнула, но щеки довольно зарозовели.
– Перестреляю жури из калашникова, - ответил я ей в тон. – Дыщ-дыщ-дыщ! А что ты такое играла?
– Классная вещь, да? Это Глюк.
– Чего? – я нахмурился. Не всегда поймешь, серьезно Лэрке или прикалывается.
Она рассмеялась, хлопнув ладошками по бедрам:
– Ой, Джек, неужели не знаешь? Композитор такой. Австрийский. Это мелодия из его оперы «Орфей и Эвридика».
– Орфей, - я почесал ухо. – Это такой древний мужик, который играл на арфе?
Снова смешки:
– Ну да, грек. Он много чем прославился, но опера о том, как Орфей вернул из Царства Мертвых свою возлюбленную.
– Жесть. И как это ему удалось?
– С помощью своей волшебной музыки, конечно, - Лэрке провела пальцами по клавишам. – Он очаровал песней души мертвых, и они указали ему дорогу к Эвридике.
– Что, вот так просто? – я недоверчиво покачал головой. – В жизни так не бывает.
Лэрке вскочила со стула и закружилась по комнате:
– Джек, Джек, Джек! Это не жизнь – это миф. К тому же, - она остановилась прямо передо мной и сделала большие глаза, - на обратном пути из Царства Мертвых влюбленных ждали ужасные препятствия. Но главным из них было то, что Орфею нельзя было смотреть на Эвридику – иначе он потеряет ее снова.
– И что же? – я затаил дыхание. Хрен с ним, с Орфеем. Мне жутко захотелось притянуть Лэрке к себе – так чтобы ее полураскрытые нежные губы оказались рядом с моими.
– Бедная Эвридика подумала, что муж разлюбил ее, и отказалась следовать за ним. Орфей обернулся и...
– Все умерли, - мрачно закончил я.
– А вот и нет! – Лэрке со смехом заскакала по комнате. Схватила подушку-сердечко и закружилась с ней в безумном вальсе. – Боги сжалились над влюбленными и вернули обоих к жизни. Так, по крайней мере, в опере.