Джек Ричер, или Цена ее жизни
Шрифт:
– Мы настроены решительно, – продолжал тот. – Глядя на меня, ты, возможно, назовешь меня каким-то деспотом, насаждающим культ собственной личности, – не знаю, какой еще ярлык повесит на меня окружающий мир. Но это не так. Я хороший вождь, не буду этого отрицать. И очень вдохновенный. Если ты назовешь меня интеллигентным и проницательным, я тоже не стану с тобой спорить. Но на самом деле я мог бы обойтись без всех этих качеств. Моим людям не нужен дополнительный стимул. По сути дела, им не нужен вождь. Их надо обучить дисциплине, направить в нужную сторону, но пусть это тебя не обманывает. Я никого ни
Ричер молчал. Он по-прежнему был сосредоточен на исторических книгах, мысленно перебирая события декабря 1941 года, увиденные с точки зрения японцев.
– Мы здесь не преступники, – говорил тем временем Боркен. – Когда правительство сворачивает в сторону зла, именно лучшие из лучших выступают против него. Или ты полагаешь, что все мы должны вести себя как покорные бараны?
Ричер рискнул бросить на него взгляд. Рискнул заговорить.
– У тебя слишком избирательный подход, – сказал он. – К тому, кого сюда приглашать, а кого – нет.
Боркен пожал плечами.
– Сходства притягиваются – таков закон природы, ты согласен? Черным остается целая Африка. А здесь должны жить белые люди.
– А как насчет евреев-дантистов? – спросил Ричер. – Где их место?
– Это была ошибка. Лодер должен был дождаться, когда еврей уйдет. Но от ошибок никто не застрахован.
– Он должен был также дождаться, когда уйду я, – добавил Ричер.
Боркен кивнул.
– Полностью с тобой согласен. Для тебя так было бы значительно лучше. Однако Лодер поспешил, и вот ты среди нас.
– Только потому, что я белый?
– Поосторожнее! У белых осталось крайне мало драгоценных прав.
Ричер молча посмотрел на него. Обвел взглядом ярко освещенную комнату, наполненную ненавистью. Его передернуло.
– Я внимательно изучал тиранию, – снова заговорил Боркен. – И то, как с ней бороться. Первое правило заключается в том, что необходимо принять твердое решение – жить свободным или умереть – и держаться его до конца. Жить свободным или умереть. Второе правило – не вести себя как баран. Надо подняться во весь рост и оказать сопротивление. Для этого нужно изучать систему и учиться ненавидеть ее. И наконец, надо действовать. Но как действовать? Храбрый человек сражается. Он наносит ответный удар, верно?
Ричер ничего не сказал.
– Храбрый человек наносит ответный удар, – повторил Боркен. – Но человек, являющийся одновременно храбрым и умным, поступает иначе. Он наносит удар первым, опережая противника. Он наносит удар там, где его никто не ждет. И именно этим мы занимаемся здесь. Мы наносим первый удар. Войну развязали не мы, но первый удар будет за нами. Мы нанесем его там, где его никто не ждет. И расстроим все планы противника.
Ричер снова взглянул на книжный шкаф. Пять тысяч классических страниц, на которых повторяется одно и то же: не делай то, чего от тебя ждут.
– Пойдем взглянем на карту, – предложил Боркен.
Вытянув скованные руки вперед, Ричер неловко поднялся со стула. Подошел к карте Монтаны на стене. Отыскал в верхнем левом углу Йорк внутри территории, обведенной черной линией. Сверившись с масштабной шкалой, он изучил рельеф. Река, о которой говорил Джозеф Рэй,
– Взгляни на эту местность, – тихо произнес Боркен. – Что говорит тебе карта?
Ричер внимательно посмотрел на карту. Она сказала ему, что выбраться отсюда он не сможет. Только не пешком, только не с Холли. На восток и на север несколько недель пути по полному бездорожью. На западе и на юге непреодолимые естественные преграды. Сама природа образовала идеальную тюрьму, этого нельзя было бы добиться никакими ограждениями из колючей проволоки и минными полями. После начала перестройки и гласности Ричеру однажды довелось побывать в Сибири, где он проверял слухи о военнопленных, захваченных во время войны в Корее. Лагеря были совершенно открытыми. Ни заборов, ни ограждений. Ричер спросил у тех, кто его принимал: а где же заборы? Русские показали ему на бескрайнюю заснеженную пустыню вокруг и сказали: вот они. Бежать некуда. Ричер снова посмотрел на карту. Местность является непреодолимой преградой. Для того чтобы бежать отсюда, потребуется какое-либо транспортное средство. И много везения.
– Враг сюда не придет, – сказал Боркен. – Мы неприступны. Нас нельзя остановить. И нас не надо останавливать. Это станет катастрофой исторических масштабов. Все равно как если бы «красные мундиры» остановили в тысяча семьсот семьдесят шестом году Войну за независимость.
Ричер снова обвел взглядом крохотное помещение.
– Это не Война за независимость.
– Да? И в чем же отличие? Тогда люди хотели освободиться от тирании. То же самое происходит и сейчас.
– Вы убийцы.
– То же самое происходило в тысяча семьсот семьдесят шестом году, – возразил Боркен. – Тогда тоже убивали людей. И существующая система тоже считала это тягчайшим преступлением.
– Вы расисты.
– Все как в тысяча семьсот семьдесят шестом году. Вспомни Джефферсона и его рабов. Революционеры считали негров низшими существами. Тогда они были в точности такими же, как мы сейчас. Но затем они превратились в новые «красные мундиры». Медленно, на протяжении многих лет. И вот теперь нам выпала историческая миссия вернуть первоначальный порядок вещей. Жить свободным или умереть, Ричер. Это благородная цель. Так было всегда, ты не находишь?
Боркен подался вперед, вжимая свою огромную тушу в стол. Он поднял руки вверх. Его бесцветные глаза зажглись безумным огнем.
– Но в тысяча семьсот семьдесят шестом году было допущено много ошибок. Я изучал историю. Войны можно было бы избежать, если бы обе стороны вели себя разумно. А войн всегда следует избегать, ты не согласен?
Ричер пожал плечами.
– Необязательно.
– Одним словом, ты поможешь нам избежать войны, – сказал Боркен. – Вот мое решение. Ты станешь моим эмиссаром.