Джек Ричер, или Цена ее жизни

Чайлд Ли

Ричер вслушался в оглушающую тишину, пытаясь представить себе, как это ночью может быть еще тише. Обернувшись, Фаулер ткнул рукой туда и сюда.

– Это то, что построили мы. Пока что.

На поляне стояли десять зданий. Просторные утилитарные деревянные строения из кедровых брусьев и толстой фанеры на массивных бетонных блоках. К каждому строению подходил толстый кабель электропитания.

– Электроэнергия поступает из города, – объяснил Фаулер. – Кабель имеет в длину больше мили. А вода подается из чистого горного озера по пластмассовому трубопроводу, проложенному

силами наших людей.

Ричер увидел домик, в котором провел взаперти почти всю ночь. Размерами он был меньше остальных.

– Здание администрации, – сказал Фаулер.

На крыше одного из строений возвышалась штыревая антенна длиной футов шестьдесят. Коротковолновая радиостанция. И от Ричера не укрылся тонкий провод, примотанный к силовому кабелю. Извиваясь, провод скрывался в здании с антенной и больше не появлялся.

– Вы подключены к телефонной сети? – спросил Ричер. – Разумеется, ваш номер не зарегистрирован?

Фаулер проследил взглядом, куда он указывает.

– Ты имеешь в виду эту телефонную линию? Она идет из Йорка вместе с силовым кабелем. Но телефонной сети у нас нет, так как в этом случае всемирное правительство прослушивало бы наши переговоры.

Он жестом предложил Ричеру проследовать за ним в здание с антенной, где заканчивался телефонный провод. Они протиснулись в узкую дверь. Фаулер гордо развел руки в стороны.

– Связной центр.

Полутемное помещение имело размеры футов двадцать на двенадцать.

Внутри находились двое: один, склонившись перед магнитофоном, прослушивал что-то через наушники, другой медленно вращал ручку настройки сканера радиочастот. Вдоль обеих длинных стен тянулись грубые деревянные столы. Ричер посмотрел вверх и увидел телефонный кабель, уходящий в просверленное в стене отверстие. К кабелю был подключен модем. От модема шли провода к двум настольным компьютерам.

– Независимый народный Интернет, – объяснил Фаулер.

Второй провод, обходивший компьютеры, был подключен к факсу. Тихо жужжа, аппарат медленно выдавал свиток бумаги.

– Патриотическая факсимильная связь, – с гордостью произнес Фаулер.

Ричер подошел ближе. Факс стоял на столике рядом с еще одним компьютером и большим коротковолновым передатчиком.

– Это независимые средства массовой информации. Через эту аппаратуру мы получаем правду обо всем, что происходит в Америке. Никаким другим путем эту правду получить нельзя.

Ричер еще раз огляделся вокруг.

– Я хочу есть. Вот правда обо мне. Я не ужинал и не завтракал. У вас здесь где-нибудь можно достать кофе?

Фаулер усмехнулся.

– Конечно. Столовая работает весь день. За кого ты нас принимаешь? За скопище дикарей?

Отпустив шестерых охранников, он жестом пригласил Ричера следовать за собой. Столовая размещалась по соседству с центром связи. Здание имело вчетверо большие размеры: вдвое длиннее и вдвое шире. Над крышей возвышалась труба, сделанная из сверкающего металла. Внутри ровными рядами были расставлены грубые столы на козлах, под которые были аккуратно задвинуты скамейки. В воздухе стоял запах старой пищи и пыли, каким отличаются все большие общественные помещения.

В

столовой работали три женщины. Они мыли столы. Все три в оливковой форме, у всех длинные чистые волосы, лица, не тронутые косметикой, покрасневшие руки. И никаких украшений. При появлении Фаулера и Ричера женщины оторвались от работы. Сбившись в кучку, они уставились на вошедших. Ричер узнал одну из них, которую видел в зале суда. Женщина осторожно кивнула, показывая, что тоже узнала его. Фаулер шагнул вперед.

– Наш гость пропустил завтрак.

Осторожная женщина встрепенулась.

– Конечно. Чем вас угостить?

– Чем угодно, если только это можно будет запить кофе.

– Подождите пять минут, – попросила женщина.

Она увела своих подруг через дверь в пристройку, в которой располагалась кухня. Фаулер сел за стол, Ричер устроился напротив.

– Три раза в день это помещение используется для трапез, – сказал Фаулер. – Остальное время – днем и в основном вечером – оно служит местом общих встреч. Бо взбирается на стол и объясняет всем, что нужно делать.

– А где сейчас Бо? – спросил Ричер.

– Ты обязательно увидишься с ним перед отъездом, – заверил его Фаулер. – Можешь не сомневаться.

Ричер устремил взгляд в окно, на горы. С новой точки он смог заглянуть гораздо дальше, миль на пятьдесят. Темная неровная полоса как будто повисла в чистом прозрачном воздухе между небом и землей. Тишина по-прежнему стояла величественная.

– А где весь народ? – наконец спросил Ричер.

– Работают. Работают и учатся.

– Работают? Над чем?

– Укрепляют южный рубеж, – объяснил Фаулер. – В нескольких местах ущелья недостаточно глубоки. Через них могут пройти танки. Ты знаешь, что такое засека?

Ричер всем своим видом изобразил недоумение. Разумеется, он знал, что такое засека. Это было известно любому выпускнику академии Уэст-Пойнт. Однако Ричер не собирался показывать Фаулеру границы своих знаний. Поэтому он просто изобразил недоумение.

– Для этого надо повалить часть деревьев, – начал объяснять Фаулер. – Срубить каждое пятое или шестое дерево. И повалить их кроной от врага. В здешних местах в основном растут дикие сосны, у них ветви направлены вверх. Поэтому когда они упадут, ветви будут направлены от врага. Танк наезжает на подрубленный конец ствола, пытается сдвинуть его, но ветви цепляются за стволы тех деревьев, что остались стоять. Танку приходится двигать уже не одно, а два или три дерева. Затем четыре или пять. А это уже невозможно. Такое не сможет сделать даже тяжелый танк вроде «Абрамса». Газотурбинный двигатель мощностью тысяча пятьсот лошадиных сил, масса шестьдесят три тонны – и такая махина застрянет, пытаясь сдвинуть столько деревьев. Даже если сюда перебросят тяжелые русские танки и применят их против нас, все равно ничего не получится. Это и есть засеки, Ричер. На нашей стороне будет сила самой природы. Никто не сможет пробраться через поваленные деревья, это точно. Русские использовали такой прием против Гитлера под Курском во время Второй мировой войны. Старая хитрость коммунистов. Но теперь мы обратим ее против них самих.