Джем и Дикси
Шрифт:
– Дикс? Это ты?
– Да, мам, – крикнула в ответ сестра.
Повесив свою куртку туда же, где висела куртка Дикси, я опустилась на пол. Выудив спрятанный под кроватью блок сигарет, достала свежую пачку.
– Не говори маме, – шепчет мне Дикси.
– Она уже видела это письмо, дурочка.
– Не рассказывай ей, о чем оно. Я серьезно.
Сестра смотрит на меня с такой решительностью, как будто и вправду не собирается ничего говорить маме. Ну, конечно. Она просто хочет быть первой, кто принесет маме сказочную весть о папином возвращении. Папины секреты
– Куда ты идешь? – спрашивает она, когда я поднимаюсь с пола.
– Никуда.
Когда мама окончательно выгнала папу, дядя Иван, мамин младший брат, приехал в Сиэтл для того, чтобы помочь ей с этим. Он захватил с собой своего друга, Грэга, на тот случай, если папа окажется несговорчивым и придется пустить в ход мускулы. Они вместе собрали все вещи отца, пока мы с Дикси были в школе. Огромная груда в коридоре стала первым, что мы увидели по возвращении домой. И огромную спину Грэга, наливающего в стакан воду из-под крана. Все, что я помню о нем, – лишь склонившийся над раковиной рыжеволосый затылок с крохотной плешью, о которой, возможно, он и сам не знал.
– Джем, забери Дикси в вашу комнату. Садитесь за домашнюю работу.
Я посмотрела на эту груду вещей, бесформенную кучу перемешавшейся ткани. Где-то в глубине этой мешанины виднелась маленькая деревянная коробочка, наполовину скрытая папиной кожаной курткой. В ней он хранил медиаторы и коллекцию билетов со всех концертов и шоу, на которых он только успел побывать. Ее успела заметить и Дикси:
– Это же папина особенная коробка!
Она воскликнула это с таким удивлением, будто только что поняла, что все эти вываленные, словно на выброс, вещи принадлежат отцу. Как будто только что осознала, что мамины предупреждения действительно закончились и это происходит на самом деле.
Мама кивнула и провела по щекам Дикси, словно стирая невидимые слезы. Подавшись вперед, сестра повисла на ней, вцепившись в талию.
– Джем, я же сказала тебе забрать ее отсюда.
Пробегавший мимо нее Ринго Старр получил от нее не очень-то любезный пинок ногой. Дядя Иван молча наблюдал за нами, прислонившись к стене и засунув руки в карманы.
Уже позже, в нашей комнате, Дикси плакала, спрятав лицо в подушках, а я тихо делала домашнюю работу. Поначалу я пробовала ее утешить. Сказала, что все будет хорошо.
– Нет, не будет! – прокричала она.
Больше на мои слова она не реагировала. Не выдержав, я перебралась на ее кровать и, коснувшись ее спины, осторожно погладила. Это всегда работало, когда она была маленькой. Что бы ни случилось в жизни Дикси, она всегда успокаивалась рядом со мной. Даже когда ее не пригласили на чей-то день рождения во втором классе. Даже когда она забыла свою любимую куклу в автобусе.
Но только не в этот раз. Всхлипнув, Дикси отталкивает меня, и я вскакиваю как ошпаренная. Меня перекашивает от злости.
– Она же его предупреждала! Что тут удивительного, Дикси?
– Тебе просто наплевать.
– Это ему наплевать! Иначе он бы давно уже прекратил.
Мне даже не приходится объяснять, что именно «прекратил». Просто:
Дикси приподнялась и села. Даже с раскрасневшимся от слез лицом, даже со спутанными волосами она выглядела как одна из тех прелестных плачущих девушек из кинофильмов, не вызывающих ничего, кроме желания обнять и утешить. Именно это я так отчаянно хотела сделать.
– Она не может выгнать его, – мямлит Дикси, – это и его дом тоже.
– Тогда почему он не ночует здесь и не помогает нам оплачивать счета, Дикс?
Закрыв лицо подушкой, Дикси рухнула на кровать.
– Ты можешь плакать сколько угодно, а мне нужно делать домашнюю работу, – только и сказала я. И отвернулась.
– Я тебя ненавижу.
Давно стоило прекратить придавать значение этим словам Дикси, но мне больно каждый раз, когда она так говорит. Тогда я просто уселась на кровать и уткнулась в математику. Наплакавшись всласть, Дикси уснула, сама того не заметив, и я, улучив момент, тихонько выскользнула за дверь и заглянула в холл. Мама, Иван и Грэг сидели за столом, тихонько переговариваясь. Папины вещи уже покоились в многочисленных коробках, явно раздобытых где-то в магазине алкоголя. Поставленные друг на друга, эти коробки возвышались башней прямо напротив дверей. Крадучись, я сделала пару шагов вперед, растянув свою кофту до самых колен.
Дядя Иван всегда притягивал взгляд. Они с мамой очень похожи, только волосы у него темные, почти черные, и глаза не голубые, а каре-зеленые. В его лице всегда проглядывалось что-то греческое, в отличие от нее. В дяде Иване было что-то особенное – в том, как он подносил сигарету к губам, в том, как спокойно двигались его руки. В каждом его движении, в каждом жесте сквозили уверенность и спокойствие, которые заставляли меня желать, чтобы он всегда был с нами. Почувствовав, что в холле кто-то есть, он обернулся и отодвинул свой стул. Подойдя ко мне, он остановился. В руках тлела наполовину скуренная сигарета.
– Тебе лучше пойти в кровать, Джем.
Я опустилась вниз, на ковер, поджав ноги, и затрясла головой.
Дядя присел на корточки рядом со мной:
– Джем, знаешь что? Я думаю, что тебе не стоит этого видеть. Сколько тебе лет?
– Четырнадцать.
– Четырнадцать? – произнес он с явным удивлением. – Черт, как же летит время. Коротко затянувшись, он обернулся назад, на маму. – Я не думаю, что тебе нужны эти воспоминания, детка. Это не то, что хочется помнить всю свою жизнь.
Он не понимал, что это – лишь капля в океане. Лишь еще одно плохое воспоминание, которое встанет в ряд вместе с зареванным лицом Дикси и постоянными ссорами. Я не пошевелилась.
– Что, если сегодня я увижу его в последний раз? – еле слышно прошептала я.
Его рука легонько коснулась моих волос и взъерошила их.
– Ну и что? Даже если и так. Ты будешь в порядке, Джем.
Я вглядывалась в его профиль, пытаясь найти в лице хотя бы тень неуверенности, хотя бы намек на то, что эти слова – всего лишь сладкая ложь. Такая же ложь, как и мои обещания плачущей сестре, что все будет хорошо. Как мы вообще могли знать это наверняка?