Джентльмены чужих писем не читают

Горяйнов Олег Анатольевич

– Обед остыл, – улыбнулась ему Габриэла. – Может, поедим, наконец?

Иван так проголодался, что готов был съесть ведро сухого корма для котов. Он рывком поднялся с дивана и сказал:

– Вы что же, из-за меня всё ещё не пообедали?

– Папа сказал, что у него нет аппетита и пошёл играть в теннис. Ты умеешь играть в теннис, милый?

– Нет. Впрочем, я никогда не пытался.

– Пойдем, попробуешь. У нас есть минут пятнадцать – пока всё накроют заново.

Они обошли дом. С обратной стороны, между стеной дома и скалой, был оборудован неплохой теннисный корт. Два прожектора по бокам давали достаточно света для

игры. По корту взад-вперед носился потный сеньор Ореза и махал ракеткой, безуспешно пытаясь угодить по мячикам, которыми с противоположного края корта его обстреливала замысловатая пушка.

– Эй, кто пришел! – воскликнул он. – Выспался, бедолага? Бери ракетку и вставай. Я тебя сейчас разделаю под орех.

– Какие правила в этой игре? – спросил Иван, выходя на корт. – Такие же, как в пинг-понге?

– Да, только подавать надо по диагонали, вон в ту маленькую зону.

– Система счёта?

– Давай по-волейбольному, до десяти. С потерей подачи. Большой гейм мы сыграть не успеем.

Через двадцать минут смущённый Иван обыграл удивлённого папашу со счётом 10:2, и они пошли в душ и за стол.

– Ловко, – сказал Ореза. – А говоришь, никогда не играл.

– Дело не хитрое, – ответил Иван. – Лупи себе по мячику, да следи, чтобы он упал в нужное место.

– Завтра же перехожу на граппу.

– Пьянство вредно для физической формы, – сказал Иван.

– Что ты говоришь!.. – ужаснулся папа. – Ладно. Скажи-ка, сюда, в Акапулько, ты действительно приехал просто отдыхать, или есть ещё какое-нибудь дело?..

– От вас шила в мешке не утаишь. Конечно, есть.

– Ну так! – воскликнул польщённый папаша. – Значит, не только отдыхать?

– Не только. Надоело мне в Монтеррее. Очень уж урбанизированный город… Без души… Трудно воткнуться куда-нибудь, а воткнёшься – из всех степеней свободы только одна: будь винтиком в машине, делай что разрешат.

– А что ты умеешь делать?

– Лучше спросите, что я хочу.

– Ну, допустим, хочешь ты кусок хлеба с маслом и чтобы не очень напрягаться, его добывая. Как все хотят.

Если я ему скажу, что деньги для меня – не главное, подумал Иван, он, пожалуй что, заподозрит во мне русского шпиона…

– Да, сеньор Ореза, – ответил Иван. – Вы, как всегда, правы. С толстущим слоем масла. И желательно попробовать разные пути для осуществления этой великой маньянской мечты.

– Но ведь ты ничего не знаешь, ничего не умеешь…

– Я полчаса назад не умел играть в теннис…

Эта реплика заставила Орезу, растиравшего полотенцем свои неплохо сохранившиеся телеса, сесть на лавку. Секунду-другую он осмысливал услышанное, потом громко расхохотался.

– Это убеждает, парень! Ладно. Расскажи мне в двух словах, что такое ипотечный кредит.

Иван рассказал.

– А коэффициент изменения сводного индекса оптовых цен?

Иван помялся, но объяснил. Как раз это ему в Академии рассказали.

– Ладно, давай продолжим разговор на днях. Скажем, послезавтра. А сейчас сменим тему: Габри не желает об этих делах слышать за обедом… А послезавтра я, может, и предложу тебе кое-что по существу. Напиши мне на бумажке свои данные: полное имя, место и дату рождения, номер карточки социального страхования, если она у тебя есть…

Ужинали они при свечах, но и такого скромного освещения было достаточно сеньору Орезе, чтобы констатировать грустный и

приятный факт: никогда он не видел свою дочь такой счастливой. Даже наполовину такой счастливой. На четверть.

Сеньор Ореза вздыхал и подливал себе красного вина. Габриэла почти ничего не ела и потчевала Ивана, который, напротив, жрал за четверых. На небо высыпали звёзды. Ветерок с океана принес к благоухающему столу йодистый запах гниющих водорослей, запах, жителям побережья – родной, прочим – ностальгический. Жизнь катилась своим чередом.

– Я устал, пойду, пожалуй, лягу и усну, – сказал папочка. – Заодно распоряжусь насчёт комнаты Ивану. Думаю, ему будет удобнее наверху?..

– Только не очень далеко от моей, папа, – сказала Габриэла и засмеялась хриплым бандитским смехом. – А то, когда ночью буду к нему пробираться – перебужу весь дом.

– О, времена, о, нравы! – вздохнул Ореза и поднялся из-за стола. – Слышала бы тебя твоя мать…

– Она слышит, – Габриэла посерьёзнела. – Папа, ещё рано, мы с Иваном съездим покататься, потом вернёмся. Что же касается нравов, вспомни, чем ты сам занимался в молодости и мне признался. Я теперь тебя буду шантажировать.

Папа поднял руки и ретировался.

Минут пять Габриэла с любовью наблюдала за процессом поглощения Иваном разной биомассы, а потом вдруг завопила:

– Папа!!!

Сеньор Ореза в одних трусах выскочил на террасу.

– Папа, я выйду за него замуж! – сказала Габриэла.

Сеньор Ореза пожал плечами и вернулся к себе. Заперев дверь на ключ, он включил компьютер, три раза промахнувшись мимо кнопки. Затем он аккуратнейшим образом ручным сканером снял отпечатки пальцев с бокала, из которого пил Иван, и отправил их куда-то в глубь Всемирной Паутины. Потом он довольно долго говорил неизвестно с кем по телефону, причем если начал беседу он в довольно резких тонах, то под конец беседы перешёл на просительные интонации, а разок даже чуть ли не взрыднул. Наговорившись, он переключил аппарат на факс и отправил своему собеседнику данные Ивана, которые тот записал ему на бумажке. Затем он снял с полки несколько книг, набрал на дверце маленького сейфа, обнаружившегося за снятыми книгами, известный ему код, достал оттуда “магнум 19”, проверил затвор, вставил магазин, вытер заводскую смазку и положил оружие под подушку. Потом он подергал за ручку входной двери и подпер её стулом, спинка которого была отпилена сверху так, чтобы как раз хватило её подпереть. Только после всех этих манипуляций он позволил себе сладко зевнуть, потянуться, налить в стакан рому на три пальца, взять со стола шпионский детектив в бумажной обложке и отправиться не спеша в сортир, он же ванная.

Серебристый “форд-скорпио”, увы, ничем, кроме количества колес, не походивший на безвременно почившую “феррари”, рассекал тяжёлый ночной океанский воздух.

– Ты действительно хочешь за меня замуж? – вдруг спросил Иван, чего, конечно, ему делать не следовало.

– Мне надо было как-то определить твой статус в нашем доме, – серьёзно сказала Агата. – Мы все-таки католическая семья. Я не могу приводить с улицы чёрт знает кого и трахаться с ним на глазах у папы, извини за резкое, но правдивое слово. Не то, чтобы он посмел возражать, но надо же знать меру. А что, это идет вразрез с твоими намерениями? Может, тебя где-нибудь на Севере или на Юге дожидается пухленькая женушка с выводком детей?