Джентльмены чужих писем не читают

Горяйнов Олег Анатольевич

По ту сторону Земли кому-то сильно икнулось, потому что Иван про себя помянул своё ГРУшное начальство самым матерным из всех известных ему выражений. К чему его не готовили, это к тому, что папаша невесты расколет его на счёт “раз”. И что теперь, спрашивается, делать ему на счёт “два”? Пришить папашу? Или – через штакетник, и в горы, как Зорро?.. Питаться кактусами и стручками дикой папайи, по ночам грабить проезжающие кибитки, раздавая бархатные камзолы бедным индейцам из окрестных деревень?..

Отловят на хер.

Ореза опять велел ему наполнить их бокалы, и они сделали по большому глотку.

– У тебя такой вид, – сказал он Ивану, – будто

я уже позвонил в контррррр… ррразведку и вызвал сюда дежурный наряд. Да расслабься ты, паренёк. Не хочешь говорить, чей ты шпион – не говори. Можешь молчать. Мне насрать на то, шпион ты или просто начинающий жулик. Если шпион – то секретами национальной безопасности я больше не владею. Если жулик – то денег у меня много, пусть ты даже и украдешь сколько-то – я сильно не обеднею. Мне всё равно их до конца жизни не истратить, вот. Главное, что ты не правительственный агент. Правительственных агентов я всех знаю в лицо, хе-хе. Ты – жулик, да. Сколько тебе надо денег? Двадцать тыщ, ты говорил? Двадцать тыщ – это много. Для начала это много. Я дам тебе десять тыщ и делай с ними что хочешь. Хочешь – играй на бирже, хочешь – торгуй этими… как их – стройматериалами. Это не такая большая плата за то, что ты доставил удовольствие моей Габриэле и смылся.

– Я не смылся! – обиделся Иван.

– Смоешься, – убежденно сказал папаша. – После первой же ссоры. Как только она тебя разок приложит хорошенько…

– А почему вы сказали “начинающий жулик”? – поинтересовался Иван, решив тему “приложит” дальше не развивать.

– Почему? Потому что если бы ты был жулик со стажем, твои пальчики бы где-нибудь да отловили. А ведь ни в одной из картотек на всем Американском континенте нет твоих пальчиков. Представляешь? Нету!.. Президента Буша пальчики – есть, Майкла Тайсона – есть, Майкла Джексона, наконец, – сколько угодно, а твоих, Ивана Досуареса – нету!..

– Ну и правильно, – мявкнул Иван. – Откуда им быть, если я – честнейший из честнейших гражданинов на этом Амери – ик! – канском континенте…

Ореза на этот раз не смог сказать что хотел, а только погрозил будущему зятю пальцем и велел налить.

Потом все-таки сказал:

– Я бы, может, и подыскал себе зятя получше, да времени!.. времени нету!..

Кто-то неуловимый возник из темноты, поставил на стол блюдо с виноградом, тарелку со льдом и толстую свечу, после чего свет во всём доме притух.

– Ку-ккуру-ккуку!.. – затянул Ореза, и Иван, неожиданно для себя, ему подпел: – Па-а-а-а-ало-о-о-ома-а-а-аааа…

Воздух сгустился. Становилось всё труднее поднимать веки и открывать глаза. Запах жасмина забирался под влажную рубашку…

– Налить! – скомандовал Ореза.

– Нолито, – буркнул Иван.

– За победу твоей… мурмундии в грядущей войне с… херандией!

– Ура! – сказал Иван и свалился со стула.

Ещё не открывая глаз, Иван вспомнил некую потрепанную книжку на фантастическую тему, одну из тех, что ходили у них по рукам на первых курсах. Там разум человека переселяется в тело марсианина: бочкообразное, кривоногое и крайне неудобное. Вот и у него было чувство, что его переселили в нечто наподобие этого мерзкого тела. Открывание глаз потребовало таких усилий, что сердце взбесилось и едва не выпрыгнуло из грудной клетки. Едкий комок желчи болтался где-то под самым подбородком и грозил неприятностями. Был день, и, даже, более того – полдень.

Кое-как повернувшись поперек кровати, на которой спал в штанах и рубашке, Иван нащупал ногами пол и пополз

задницей вперёд, пока не соприкоснул ягодицы с прохладным паркетом. В башке бешено колотили в набат, созывая зрителей на пожар, пожирающий пищевод и трахею. Иван сфокусировал зрение на брюках, увидел, что они заляпаны глиной, и застонал. Что же, что они вчера вытворяли тут с папашей Орезой? Куда ходили? чем душу тешили? чем тело радовали? О, Санта Мария, матка бозка!..

Не могли, что ли, эти козлы из ГРУ вшить мне какую-нибудь особенную торпеду, которая расщепляла бы ядовитый для белого человека маньянский алкоголь в крови на разные полезные вещества и предохраняла бы хозяина своего от всяческого пьяного безобразия?.. Пожидились, суки позорные… А теперь вот выясняй, что я вчера этому хмырю папашке наговорил, что наобещал, об чём сговорился… Ведь ни хера же не помню!.. Ни херища!

Нет, никудышный из меня разведчик, решил Иван. Где ж такое видано, чтобы разведчики так нажирались. Жуть какая-то. Главное, зачем? А? Кто ответит? Кто виноват? Ладно бы на сельхозработах в родном колхозе. Там сам Бог велел нажраться. А здесь?.. На вражеской территории… Под боком у агрессора… На задании…

Что же делать, спросил себя Иван.

Исправляться, ответил он себе.

Во-первых, больше не пить. Совсем. Сухой закон с сегодняшнего же дня. Это железно. Все. Следующее пьянство состоится в родном колхозе по выполнении задания. Так. Что дальше?

Во-вторых, нужно как-то выведать у папашки, что я ему наболтал. У нас ведь, кажется, весьма интересный с ним разговор вчерась происходил, покуда мне память на хрен не отшибло. О чем, бишь?.. Да! о том, что он меня отчасти расколол. Выяснил, что я не боливиец. А чуть прямо не русский шпион. Нет, русского шпиона он во мне на самом деле не заподозрил, нет. Он потом, помнится, объяснил, что это в его студенческие годы у них там в университете ихнем раздолбайском была в ходу такая шутка: признайся, дескать, амиго, что ты русский шпион! Амиго в ужасе приседает и обсирается от страха, потому что бушевала холодная война и с этим делом тогда у них было строго.

Значица, известно папашке-то нашему, что я никакой не Иван Досуарес. А кто? Вот что дальше-то было? Ну, блин, ни хера же не помню! А вдруг я у него после двадцать пятой чарки взял, да и разрыдался на плече?.. Про детство колхозное сиротское рассказал, про то, как Родина-мать меня на службу к себе призвала, в портянку пеленала, водкой-портвейном вспаивала?.. А после тридцать пятой анекдот рассказал про того самого замполита Степанова, который любил говорить: “Я академиев не кончал, но высшее образование вам даду!” А после сорок второй запел “Степь да степь кругом”, да не шёпотом, как Штирлиц, а во всю глотку, горлопань свою молодецкую?..

А Габри-то домой вчера вернулась или нет? Что если она меня видела в таком состоянии? Может, я к ней ещё и приставал?.. О, ужас!.. Ведь попрут взашей. Скажут, таким не место ни хрена в приличном доме. Руссише швайне, скажут. Выспался, паразит? А теперь – пошёл вон! И все, задание завалил. Встал, пошёл. Домой приехал – расстреляли.

И правильно сделали.

Блин, я же сегодня должен был мелок растоптать на остановке… Чтобы начальство узнало, что я маячок поставил… Твою мать!

Иван тяжко вздохнул, как умеет вздыхать только русский похмельный виноватый перед всеми мужик, и боком вперед пополз к ближайшему холодильнику, где с вероятностью семьдесят три процента ожидала его запотевшая от холода банка пива “Корона”.