Джентльмены
Шрифт:
— Не будь таким поверхностным, Эстергрен. Я буду читать этой юной девушке о милости Божией. Молодежь нуждается в милости, как и все мы. Я отслужу мессу для монахини.
— Ладно, — сдался я. — Умываю руки. Сменю тебя в два пополуночи.
Было уже темно, и мы договорились о расписании ночных дежурств, после чего я улегся спать в пижаме, носках и ночном колпаке, так как явно простудил уши. Прочитав несколько бодрых строк из Сервантеса, я задумался об Испании, но руки над одеялом вскоре замерзли, и я решил спать.
Будильник зазвонил около двух ночи; для подъема требовалось недюжинное мужество — окна снова покрылись инеем
У ног Генри лежала книга со сказками Андерсена. Вместо Библии и мессы для монахини Генри читал ей сказки — как больной дочери, которой не спится. Наверное, он выбрал «Девочку со спичками» — Генри был так неисправимо сентиментален! Спящая гостья, разумеется, не услышала ни слова.
Генри проснулся от того, что я слегка похлопал его по плечу, пробормотал что-то невнятное и, как зомби, отправился в свою комнату. Ночь протекала без катаклизмов. Холодный рассвет масленичной среды брезжил над Стокгольмом, девушка крепко спала. Ее дыхание становилось все ровнее.
Мороз не ослаблял хватки, и нам приходилось каждый вечер отправляться на поиски дров на улицы Стокгольма. Иначе нам было просто-напросто не выжить.
Однажды вечером мы, как обычно, выбрались из дома (как это ни смешно, разбирать мусор в контейнерах — занятие наказуемое, поэтому мы выходили на охоту под покровом темноты), и нас одолела жуткая жажда. Мы сортировали планки на Мариабергет и решили сделать перерыв, отправиться в «Групен», выпить по пиву и согреться в теплом баре.
Едва мы успели взять пиво и сесть, как Генри ткнул меня своим острым локтем в бок, многозначительно кивнув в сторону соседнего столика. Я взглянул туда и в слабом свете грязной лампы увидел не кого иного, как нашу подопечную — черного ангела, о котором мы заботились, как о собственной дочери, беспощадно холодной ночью пару недель назад.
Она вполне оправилась: милое лицо, округлившееся в нужных местах тело. Очнувшись после нашего курса интенсивной терапии, она стала трепаться с головокружительной скоростью, словно спортивный комментатор на хоккейном матче, который мы так и не увидели. Она несла унылую и невнятную чушь о своей жизни, но нам вполне хватило бы одной фразы — это была вовсе не романтическая сказка. А потом девчонка скрылась, не поблагодарив нас за помощь; мы были только рады поскорее избавиться от нее.
А теперь она сидела в «Групен» с пивом — не картинка из журнала, но все-таки живая, — и смеялась над шутками здоровяка со шрамами на лице.
— Это он, — процедил Генри.
— Кто?
— Тот, кто ее избил!
— Откуда ты знаешь?
— Я знаю эти игры, ты только послушай.
Я прислушался к их речи: обещания, надежды и холодный расчет. Здоровяк обещал снова начать зарабатывать деньги, а девчонка ему верила. Он уверял, что все снова будет хорошо. Все ясно.
Не успели мы с Генри вновь погрузиться в раздумья, как я почувствовал на себе ее взгляд: она пристально смотрела на меня, словно пытаясь что-то припомнить. Девчонка жмурилась, вертела головой и
— Привет, — сказал я.
— Я тебя узнала! — ответила она.
— Наверняка.
— Ты… — сказала она. — Ну, черт… Как же тебя звать… Тебя по телеку показывают, да? Я тебя сто раз видела!
Генри схватился за живот, стараясь сдержать смех. Сам я пытался сохранить спокойствие, говоря себе, что благодарности в мире нет. Впрочем, я уже привык к тому, что меня постоянно, всю жизнь принимают за другого.
— Как эта твоя чертова передача-то называется? — спросила девчонка. — Эй, глянь, — обратилась она к здоровяку со шрамами, который вытянул шею, стараясь разглядеть знаменитость через ресторанную перегородку, но не узнавая.
— Попроси ахтограф, — ухмыльнулся он. — Не, я-то свой телек продал. Но я тебе обещаю, новый куплю!
Мы с Генри допили пиво и отправились на улицу, чтобы довести начатое до конца. Последнее, что я услышал, было:
— Вот черт, никак не могу вспомнить, что за передача!
— Наплюй, — отозвался здоровяк. — Я куплю новый телек, завтра.
Наверное, это все-таки был знак — безымянная девчонка, которую мы нашли у дверей, — черный ангел, которого мы спасли и отпустили. Нас ждали нелегкие времена.
В те дни, когда Китай ввел войска во Вьетнам и всем казалось, что мир вот-вот рухнет, наша квартира превратилась в декларационный офис. Генри Морган никогда не был экономическим гением, а я и подавно: мы сидели в нашей временной конторе в библиотеке, бранились, считали и читали вслух газетные приложения, которые не вносили в дело никакой ясности. У меня было восемнадцать источников дохода, у Генри — немногим меньше; кроме того, ему было угодно изображать таинственность и скрытность, и он не хотел посвящать меня во все свои дела. Самым существенным источником была ежемесячная выплата из наследства, к ней прибавлялись разные подработки, гонорары статиста из кинокомпаний. Картина моих заработков была примерно такой же. Экономика оказалась нелегким делом для джентльменов, которые решили скрыться от всего мира, к тому же жульничать нам хотелось изящно — не признаваясь в обмане.
Однако прочитав воскресным утром, что Китай ввел войска во Вьетнам, а третья мировая может начаться в любой момент, мы ощутили ничтожность своих манипуляций с воображаемыми пятидесяти- и стокроновыми купюрами. Будь мы хоть трижды неточны в расчетах, наши доходы все-таки были едва ли не самыми низкими в стране, и это казалось нам несправедливым.
Генри, наверное, возмущался больше, чем я: он превосходил меня в выражении любых настроений — и эйфории, и депрессии. Советский Союз, разумеется, сделал строгое предупреждение, призвав Китай немедленно вывести войска из Вьетнама, с которым Союз заключил договор о защите, тем самым взяв на себя обязательство принимать участие в делах этой страны.
— Шабаш! — вздыхал Генри. — Мир, точно, сошел с ума. Меня сейчас вырвет!
— Да, просто глупо сидеть здесь и вписывать в декларацию все до последнего эре, — сердито согласился я. — Это Беккет, самый что ни на есть Сэмюэль Беккет.
— Кажется, мне надо в церковь, — сказал Генри. — Сходить на службу и всю эту петрушку. Это единственное, что можно предпринять в такой ситуации.
— Только не говори Лео, — ответил я. — Я устал от ваших ссор.