Джеральд Даррелл. Путешествие в Эдвенчер
Шрифт:
Мы решили пройти вдоль этих каналов. Первым шел Элиас, за ним я, за мной Андрая, а за ним наш придурок Эймос, производивший шума не меньше, чем стадо испуганных слонов. Элиас сказал, что мы можем встретить крокодилов, и вырезал мне рогатину на случай подобной встречи. Я подумал, что вероятность такого события весьма мала, поэтому, когда никто не видал, выкинул свою рогатину. Не успел я это сделать, как Элиас внезапно остановился и протянул мне руку, шепотом прося передать ему рогатину. Я ответил, что потерял ее. Элиас застонал от возмущения, вытащил свое мачете и кинулся вперед. Я попытался рассмотреть, кого же он пытается поймать. И тут я увидел что-то темное, извивающееся, размером примерно с детеныша крокодила. Элиас подкрался ближе, сделал быстрый бросок и попытался прижать лежавшего
…Эймос показал нам скалу, под которой спрятался зверь. Скала находилась около воды, чуть выше поверхности воды находилось отверстие, в котором скрылся зверь. Элиас и Андрая одновременно склонились к ней и стукнулись с размаху головами. После короткой перебранки Андрая снова наклонился и засунул руку в нору с целью определить, какова ее длина. Зверек, очевидно, приготовился к таким действиям. Через мгновение Андрая с криком боли вытащил обратно окровавленную руку.
— Эта добыча кусает людей, — произнес Элиас с видом человека, сделавшего важное открытие.
С трудом удалось нам доказать Андрае, что именно ему, как самому высокому из нас, следует снова просунуть руку в нору и извлечь оттуда зверька. В ходе острой дискуссии Элиас и Андрая взаимно обвинили друг друга в трусости и успешно доказали ошибочность подобного утверждения.
Андрая лег на живот в шести дюймах от воды и стал медленно вводить руку в нору, все время объясняя нам, как умно он это делает. Затем наступило короткое молчание, нарушавшееся только яростным сопением Андраи, старавшегося нащупать зверя. Вдруг раздался торжествующий крик, Андрая вскочил на ноги и выпрямился, держа зверька за хвост.
До последней минуты я был убежден, что мы имеем дело с очередным детенышем крокодила, поэтому, увидев находящегося в руке Андраи зверя, был сильно удивлен. Андрая раскачивал за хвост крупную, с приглаженной шкуркой водяную землеройку — одно из редчайших животных Западной Африки.
Землеройке, однако, быстро надоело висеть на собственном хвосте, она слегка повернулась, грациозно подтянула свое мускулистое, гибкое тело и впилась зубами в большой палец Андраи. Гордый охотник взметнулся в воздух, разразился душераздирающими криками боли и стал дергать рукой, стараясь вырвать палец из зубов зверька.
— О-о–о! О-о–о! — кричал он. — О, Элиас, Элиас, отцепи его! О-о–о! О, Иисус! Он убьет меня… О-о–о! Элиас, скорее!
Мы с Элиасом включились в борьбу, пытаясь помочь Андрае, но я так хохотал, что толку от меня было немного. Наконец мы отцепили землеройку от пальца охотника и засунули ее, шипящую и яростно сопротивляющуюся, в мешок. Андрая сидел на берегу речки, тихо стонал и оплакивал гибель своего бледно-розового саронга. Когда он убедился, что смерть ему не грозит, мы двинулись в обратный путь. На берегу реки мы поймали двух крокодилов, так что ночной поход оказался весьма удачным».
Нельзя отрицать, что Джеральд и его африканские помощники, к которым он стал относиться со всевозрастающей симпатией, в сложившихся обстоятельствах проявили храбрость, настойчивость и немалый опыт. Казалось, Джеральд с колыбели готовился к такому занятию, как ловля зверей в ночных джунглях. Его энергия и энтузиазм были неистощимы, чувство юмора никогда его не покидало, а непредсказуемость
«Мой день проходит так. В шесть часов в палатке появляется Пайос и будит меня. Он приносит мне чай. После трех чашек я наконец ощущаю себя живым и прямо в ночной рубашке отправляюсь кормить птиц и проверять, кто сбежал или сдох этой ночью. К тому моменту когда я завершаю это важное дело, вода уже согрета и я могу помыться. После ванны я надеваю обычную одежду, вытаскиваю обезьян из спальных коробок и привязываю их к колышкам. За это время Пайос успевает приготовить мне завтрак: папайя, два яйца, тост и кофе. Я съедаю завтрак, выкуриваю сигарету и приступаю к основной работе дня.
Сначала ко мне прибегают четверо деревенских мальчишек с птицами, которых мне нужно посмотреть. Заслуживающих внимания я оставляю для Джона, а остальных покупаю на корм плотоядным, потому что они все равно уже полумертвы от жестокого обращения. После этого я направляюсь к Дому Добычи, где моих указаний уже дожидается Дэн, мой десятилетний помощник. Я чищу птичьи клетки, а он моет контейнеры для зерна и воды и наполняет их.
Затем мы переходим к животным. Мангусте нужно дать дохлую птицу, чтобы можно было почистить ее клетку, не боясь быть искусанным. Потом я приступаю к клеткам с дикобразами. У меня есть взрослая пара, одна взрослая самка и маленький детеныш. Детеныш очень мил. По вечерам он резвится и играет, как крольчонок. Если его напугать, он упирается лапами в землю и топорщит свои иголки, становясь похожим на твою игольницу. После дикобразов я перехожу к летучим мышам. Они всю ночь уплетали бананы и папайю, поэтому утром их клетка похожа на настоящую помойку. После этого мне нужно накормить обезьян, которые галдят так, что не слышно даже собственных мыслей.
После обезьян меня ждут рептилии. Хамелеону нужно дать воды и наловить кузнечиков. Черепахи предпочитают фрукты и зелень. А крокодилов нужно помыть (довольно трудное занятие, надо заметить).
И вот настало время обеда. Пайос подает мне суп, цыпленка со сладким картофелем и зеленой папайей, свежие фрукты, кофе и сигару. Трудна ты, доля зверолова! После обеда я засыпаю до чая (если всю предыдущую ночь бродил по лесу) или отправляюсь в лес с охотниками. После чая мы повторяем все сначала: кормление дикобразов, обед для летучих мышей, кормление крыс, молоко для обезьян, мясо для мангусты, вода и так далее, и так далее. Примерно около семи я наконец-то добираюсь до ванны. Ванна моя стоит прямо на улице, и я принимаю ее на глазах восхищенных зрителей. После ванны ужин: утка, или оленина, или мясо дикобраза, горошек, картофель, сладости, кофе, сигара. На десерт меня ждет виски. Затем я обхожу свое хозяйство, проверяя, все ли в порядке, и ложусь спать.
Мне нужно так много рассказать тебе, что если бы у меня было время, я сел бы и написал тысяч десять слов. Я бы рассказал о том, как толпы местных мальчишек каждое утро притаскивают мне банки и коробки с кузнечиками, как местный крестьянин пытался утопить свою жену и как я с моими помощниками с трудом оттащили этого человека и не дали ему утопить еще и собственную тещу…»
Джеральд провел в Эшоби несколько недель. Коллекция его росла с такой скоростью, что Дом Добычи скоро был полон. Джеральд изучил местные леса и повадки животных, а также обычаи местных жителей. Он проникся любовью и уважением к этим бедным, но добрым, смелым, верным и талантливым людям. Африканцы тоже полюбили Джеральда. Хотя он по-прежнему оставался для них «хозяином», но он больше не чувствовал себя в их окружении чужим и не требовал, чтобы они относились к нему почтительно и благоговейно. Он все больше чувствовал себя в Африке как Дома. «Вечерами, — писал он матери, — я отправляюсь на кухню поболтать с африканцами, чтобы обсудить такие животрепещущие темы, как то, кто должен управлять Камеруном и действительно ли бог создал мир за семь дней». Отъезд Даррелла из Эшоби огорчил и его самого, и африканцев.