Джеральд Даррелл. Путешествие В Эдвенчер

Боттинг Дуглас

Когда мы прикончили бутылку, мы успели обсудить множество инте­реснейших тем, начиная от достоинств различных марок ружей и кончая русским вопросом. Затем Фон, уже как следует набравшийся, послал за своими женами и заставил их петь и танцевать во дворе. Оркестр исполнял различные мелодии, и один из мотивов оказался в удивительно подходя­щем для конги ритме. Раззадорившись, я предложил Фону научить его ев­ропейскому танцу. Фон был в восторге, и мы вышли во двор. Фон уселся в ожидании. Я встал и попросил его дать мне пятерых членов совета, чтобы я мог обучить их этому танцу. Пятеро стариков поднялись и присоедини­лись ко мне.

Наступила такая тишина, что слышно было, как шелестят на ходу шел­ковые одежды государственных мужей. Я выстроил их всех за собой, что­бы каждый держался за талию другого; потом кивнул оркестру, музыкан­ты

с жаром заиграли мелодию в ритме конги — и мы пустились в пляс: раз, два, три, четыре, пять, БРЫК, раз, два, три, четыре, пять, Б РЫК. Я снискал всеобщее одобрение: все остальные члены совета вскочили и присоединились к нашему танцу, а следом за ними выстроились и тридцать жен Фона. Нечего и говорить, что сам Фон не выдержал и, поддерживае­мый с обеих сторон, уцепился за талию последней в цепочке жены.

Мы протанцевали около двух миль. Я вел процессию вокруг двора Фона, по лестницам, по комнатам, а музыканты бежали за нами, играя, как сумасшедшие. Я совершал любые па, какие только приходили мне на ум, подпрыгивал, вертелся, отбрасывал ногу в сторону, и огромный хвост африканцев в точности повторял мои движения. Африканцы улыбались и выкрикивали следом за мной:

— Раз, два, три, четыре, пять… БРЫК!

— Раз, два, три, четыре, пять… БРЫК!

Наконец мы остановились, обливаясь потом. Фон во время танца не­сколько раз падал, теперь же его под руки проводили к трону и с почестями усадили. Он сиял и с трудом переводил дух. Фон похлопал меня по спине и сообщил, что мой танец «отличный, очень, очень много отличный». Мы с ним выпили немного мимбо и снова стали наблюдать за танцорами. Более всего эта вечеринка напоминала мне бальный зал в сумасшедшем доме, куда пришли Фред Астер и Виктор Сильвестр.

После двух часов непрерывных танцев Фон подозвал к себе одну из своих дочерей, девочку лет четырнадцати, и усадил ее ко мне на колени, заявив, что теперь она моя и я должен на ней жениться. Мне пришлось соображать очень быстро. Я беспомощно оглядел зал и впервые за все время заметил, что очень многие в толпе вооружены копьями. Я утер пот со лба и стал соображать, что же мне делать. Если я соглашусь, Фон может запом­нить это и утром потребовать выполнения обещания. А сейчас он настоль­ко пьян, что я должен отказаться с максимально возможным тактом, что­бы не обидеть его. Прежде всего я поблагодарил Фона за то, что он так лю­безно предложил мне свою дочь, однако же, сказал я, как мне известно, он отлично осведомлен о дурацких обычаях европейцев, и, следовательно, по­нимает, что англичанин при всем желании не может завести себе больше одной жены. Фон рассудительно закивал и согласился, что это дурацкий обычай. Поэтому, продолжал я, мне поневоле придется отклонить его в высшей степени лестное предложение — ведь у меня уже есть жена в Лон­доне, и будет незаконно и далеко не безопасно привезти с собой туда вто­рую. Но я заверил Фона, что, не будь я женат, я бы с радостью женился на его дочери и провел в Беменде весь остаток своей жизни. Моя речь была встречена громкими криками и рукоплесканиями. Фон немного всплакнул оттого, что такому замечательному плану не суждено осуществиться. Затем вечеринка завершилась. Фон и все присутствующие проводили меня к ле­стнице, продолжая пританцовывать в ритме конги Даррелла. Ну и похмелье же меня ждет!»

Ловля диких животных всегда сопряжена с риском, как для животно­го, так и для человека, особенно если ловцы используют не самые испытан­ные способы поимки. Джеральду необходим был отдых, но поток животных не иссякал. В своем дневнике 21 марта он записал:

«Охотник принес мне самку обезьяны, которая попала в жесткий сталь­ной капкан. На ноге у нее отсутствовали три пальца, нога загнила и рас­пространяла ужасный запах. Бедная малютка пробыла в капкане не меньше двух дней. Как только я развязал ее, она легла и не шевелилась. Сначала я решил пристрелить ее, хотя эта идея меня совершенно не при­влекала, но потом я подумал, что попробую вылечить несчастное создание. Сначала нужно было ее накормить. Обезьянка была истощена, и твердая пища сейчас была бы для нее вредна. Тогда я развел для нее молоко и на­сильно влил в нее полчашки. Обезьяна стала выглядеть получше. Затем я занялся ее ногой, которая была в таком плохом состоянии, что меня бук­вально тошнило. Кости пальцев были перебиты, и мне пришлось их полно­стью ампутировать.

Затем я увидел, что подушечка ноги загноилась. Мне пришлось промыть ногу и нанести антисептическую мазь. Я перевязан ногу, положил обезьяну на одеяло и поместил в коробку, чтобы она могла немного отдохнуть. Примерно в пять часов она проснулась, немного поела и выпила еще молока, но вид ее ноги мне не нравился. Однако она не со­рвала повязку, а для обезьяны это что-то да значит. Бедная малютка поняла, что я хочу помочь ей, и позволяла себя осматривать, хотя, когда к ее клетке подходили местные мальчишки, она очень пугалась. Надеюсь, я смогу ее спасти».

Джеральд в Бафуте вел увлекательную жизнь, переходил вброд реки, кишащие змеями, голыми руками ловил зверей в норах. Но в какой-то мо­мент его стали преследовать неудачи. Возможно, удача от него отвернулась, возможно, виной всему стало нараставшее переутомление и излишняя са­моуверенность. Он упустил несколько ценных животных, а некоторые про­махи могли не только погубить его репутацию зверолова, но и просто стоить ему жизни.

Впервые смерть прошла рядом, когда он пытался сделать раненой коб­ре укол формалина в голову. Затем 22 марта взрослая белка Стрейнджера прокусила ему вену на запястье, и Джеральд истекал кровью, как «недоре­заная свинья». Вскоре после этого на Джеральда напали три очень возбуж­денные смертельно ядовитые зеленые гадюки, а он был в одних шортах и сандалиях. «Господи, как же я подпрыгнул! — лаконично записал он в сво­ем дневнике. — В тот момент я по-настоящему испугался».

24 марта Джеральд отправил свою коллекцию в Мамфе, «предоставив Смиту самому разбираться с кучей визжащих и ревущих животных». Дже­ральд явно переутомился и стал раздражительным, что особенно сильно проявлялось, когда шел дождь. В таком нервном, неуравновешенном со­стоянии он неосторожно взял голыми руками змею, которую принял за безобидную слепозмейку. Эту добычу принесла Джеральду жизнерадостная толстуха. 13 апреля, через две недели после последней записи, он смог опи­сать в дневнике все, что произошло.

«Я заглянул в калебас и увидел тонкую змею, которую ошибочно при­нял за безобидную слепозмейку. Я вытряхнул змею на землю, чтобы полу­чше рассмотреть. Змея показалась мне совершеннейшей слепозмейкой, и я смело взял ее в руки. Взглянув на нее, я с удивлением увидел пару боль­ших, блестящих глаз, а ведь у слепозмеек глаз не бывает. И тогда, как по­следний дурак, я, вместо того чтобы бросить змею на землю, сообщил Пайосу, что у нее есть глаза. И когда я сделал это удивительное открытие, змея плавно повернула голову и вцепилась мне в палец.

Я бросил змею столь стремительно, словно она была раскаленной, за­жал палец и бросился в дом. К счастью, Пайос отлично знал, что делать, и через три секунды мой палец уже был туго перетянут, а ранка, после мучи­тельных моральных усилий, надрезана бритвой и засыпана марганцовкой. К этом времени палец уже распух и стал сильно болеть. Пульс мой, на­сколько я мог определить, оставался нормальным. Прошло десять минут после укуса».

Положение Джеральда было тяжелым. По справочнику он выяснил, что укусившая его змея была норной гадюкой, укус которой вызывает смерть от паралича сердца и нервной системы в течение двенадцати часов. Спасти жизнь зверолова могла только противозмеиная сыворотка, но в Ба-футе ее не было. Джеральд сильно сомневался, что она есть где-либо еще. К счастью, в Беменде, в сорока милях от дворца Фона, жил врач-англича­нин. Дорога туда заняла пять часов, но зато у врача оказалась сыворотка. Если бы сыворотки у него не было, Джеральд Малькольм Даррелл, двадца­ти четырех Лет от роду, зверолов, скончался бы еще до наступления ночи. Вот что написал он в своем дневнике.

«Я сидел в полной панике, анализируя свои симптомы. Мальчика по­слали за шофером Фонова вездехода, чтобы тот отвез меня в Беменду. Я сомневался, что там есть сыворотка, но, по крайней мере, там был врач. Через полчаса мой палец и запястье распухли и стали сильно болеть. Кожа покраснела, скорее всего, из-за тугой повязки, но место укуса оставалось белым.

Прибежал шофер. Разумеется, чертов вездеход не желал заводиться. Его пришлось толкать по дороге. Я стоял на лестнице, прихлебывая коньяк и отчаянно матеря сотни две африканцев, которые толкали машину. Когда машина завелась, у меня уже распухли лимфатические узлы в обеих под­мышках, а правая рука, куда меня укусила гадюка, горела огнем».