Джеральд Даррелл. Путешествие В Эдвенчер
Шрифт:
Правая рука Джеральда распухла, а лимфатические узлы увеличились до размера грецкого ореха. Голова и шея страшно болели, и чувствовал он себя «отвратительно».
«Мы неслись так быстро, как только позволяла дорога. Первую остановку мы сделали в британской миссии. Там была медсестра, которая не знача, что делать, но наложила мне две повязки на руку — одну на предплечье, а другую на бицепс. Они были настолько тугими, что рука моя за пару секунд посинела. Затем руководитель миссии отвез меня в Беменду на своей машине, более быстроходной, чем вездеход Фона. Примерно через час после укуса, я уже входил в дом доктора.
— Привет, Даррелл, — радостно приветствовал меня доктор. —
К моему несказанному удивлению, у него оказалась сыворотка, и он сделал мне пять уколов — три в палец идва в руку. Уколы были весьма болезненными, у меня кружилась голова и было страшно больно. Когда доктор закончил свою работу, он щедрой рукой налил мне виски, за что я был ему очень признателен. Затем я принял горячую ванну и после легкого ужина отправился в постель. Рука моя все еще сильно болела, но чувства облегчения и усталости были столь сильны, что я уснул как убитый. Доктор сказал мне, что, когда я приехал, зрачки у меня уже были сильно сужены.
Рука продолжала болеть в течение нескольких дней, и я не мог ни продолжать свое эпическое повествование, ни ухаживать за животными. В конце недели я собирался вернуться в Мамфе без какой-либо стоящей добычи. Но затем, за день до моего отъезда, свершилось чудо! Я отдыхал после чая, когда вошел Пайос и сообщил, что человек принес «лесную собаку». Я подумал, что увижу очередную виверру или генетту. Парень принес большой мешок, из которого доносились весьма устрашающие звуки. Заглянув внутрь, я не смог удержаться от радостного восклицания. В мешке сидела почти взрослая золотистая кошка, разозленная до крайности».
В Лондонском зоопарке золотистой кошки не было вот уже пятьдесят лет.
В конце апреля Джеральду стало ясно, что у экспедиции возникли проблемы. Собирание зверей — это процесс, подчиняющийся вселенскому математическому закону. В каждом успехе таятся зерна будущих неудач: чем больше животных поймает зверолов, тем больше времени он должен будет тратить на уход за ними, а следовататьно, у него вовсе не останется времени на ловлю новых зверей. Хотя компаньоны ловили довольно мелких животных, некоторые из них в неволе заболевали. Каждый день несколько животных умирало от болезней, травм или неправильного питания. Подробный список пойманных зверей, составленный Джеральдом 26 апреля, гласил, что было поймано 394 животных, из них 34 сбежало, а 108 умерло — и половину из них составляли заветные сони-летяти. Процент потерь составлял почти 40%.
Однако беспристрастная статистика не способна охарактеризовать способности Джеральда как зверолова. Некоторых животных несложно содержать в неволе, другие очень трудно приспосабливаются. Некоторых содержать вообще невозможно — как, например, сонь-летяг. Способности зверолова определяются тем, насколько хорошо он ухаживает за пойманными животными — как заботится о них, в какой чистоте содержит клетки, насколько правильно их кормит и так далее. В этом смысле поведение Джеральда соответствовало самым высоким меркам. Но работа эта была очень, очень трудной. 28 апреля он записал в дневнике о том, что умерли королевская антилопа, одна волосатая лягушка и две сони-летяти. «Теперь у меня осталась только одна карликовая соня-летяга, — жаловался Джеральд. — Вчера вечером я дал им немного картошки и, к моей радости, они почти всю ее съели. Если бы я смог приучить их к этой пище, было бы несложно доставить их в Англию живыми».
Питание животных превращалось в настоящий кошмар. Никто из плотоядных зверей не отказывался от козлятины, но подавать им это мясо следовало по-разному. Одни предпочитали мясо с кровью, другие любили жирные куски, третьи требовали, чтобы мясо рубили на мелкие кусочки. Насекомоядные птицы любили крылатых термитов, и Джеральд часами собирал этих насекомых по ночам при свете лампы. Крыланы предпочитали бананы в кожуре, броненосцы поедали яйца и молоко, но в рот не брали ничего сладкого. Золотистая кошка любила мозги, а совятам в пищу следовало добавлять немного ваты, чтобы
Поймать и содержать в неволе крупных животных — слонов, гиппопотамов или леопардов — Джеральду оказалось не под силу. Финансовое состояние экспедиции близилось к краху. Хуже того, разрешение на поимку гориллы было отозвано, хотя Джеральд все еще надеялся поймать животное во французской части Камеруна. Он собирался поймать гиппопотама из стада, которое обитало в реке Мамфе неподалеку от основного лагеря экспедиции, устроив ловушку на одной из троп, по которым ходили эти гиганты. Но этот план целиком зависел от помощи вольных охотников на гиппопотамов, которых Джеральд нанял для выполнения этой задачи. «По-прежнему никаких признаков появления чертовых охотников на гиппопотамов, — писал он в дневнике 24 апреля. — Если мы не поймаем бегемота, мы будем полностью разорены и никогда больше не сможем ловить животных». В отчаянии Джеральд слышал ворчание и плюхание гиппопотамов ниже по течению, примерно в двухстах ярдах от лагеря. «Черт бы побрал этих ублюдков! — писал он о ненадежных охотниках. — Черт бы побрал чиновников из зоопарков, которые считают ловлю зверей плевым занятием!»
Хотя Кен Смит убеждал его, что они поймали зверей достаточно, чтобы оправдать стоимость экспедиции, у них оставалось всего 50 фунтов. 28 апреля Джеральд вынужден был написать матери письмо с просьбой выслать денег. «Сотня-другая полностью нас выручит, — писал он. — Не волнуйся о том, что я не смогу вернуть тебе эти деньги, потому что мы совершенно определенно сумеем продать своих животных не меньше чем за тысячу фунтов. Это не считая гиппопотама. Если мы поймаем гиппопотама, мы получим прибыль, и приличную. А шансы на поимку этого зверя — девяносто к десяти. Если ты не сможешь одолжить нам денег, не волнуйся. Мы можем как-нибудь продержаться». Несколько дней спустя Кен написал письмо миссис Даррелл и Лесли в еще более несчастном тоне. В своем послании он оценивал собранную ими коллекцию в две с половиной тысячи фунтов (примерно пятьдесят тысяч по современным меркам) «по минимальным рыночным ценам».
Итак, гиппопотам должен был решить судьбу экспедиции. Несколько попыток поймать животное из ближайшей колонии не увенчались успехом, к великому облегчению Смита, который считал, что им не поймать и не довезти до Англии такое крупное животное. «Если бы твоя мать знала, что я отпускаю тебя на эту чертову отмель, где бродят гиппопотамы, без охраны, — заявил он Джеральду после очередной ночной вылазки, — она бы никогда меня не простила».
Крестьяне из ближайших деревень не одобряли попыток поймать гиппопотама, поскольку место, где они обитали, считалось заколдованным. Джеральду посоветовали отправиться подальше, в район Ассагема (четыре часа на каноэ ниже по течению). 30 апреля он предпринял последнюю попытку поймать гиппопотама. «Вчера Джеральд отправился в Ассагем, — писал Смит в письме к многострадальной миссис Даррелл, — чтобы попытаться все же поймать гиппопотама. Я убеждал его в необходимости соблюдать осторожность и не рисковать. Надеюсь, мои усилия не пропадут даром».
Тропики Камеруна состояли из рек, окружающих их лесов. Лес был глухим, а порой и враждебным — сокровищница живой природы, обра^ щаться с которой и восхищаться которой следовало с осторожностью. Река же, наоборот, была открытой и дружественной — сверкающая голубая лента, где животный мир изменялся с удивительной скоростью. 30 апреля Джеральд описал в своем дневнике впечатления от путешествия в Ассагем; Здесь его писательский дар проявился в полную силу.
«Каноэ прибыло почти вовремя. Мы стащили багаж вниз с холма на песчаную отмель и погрузили все в лодку. Мы оттолкнулись и отдались на волю течения. Стоило нам покинуть места, обитаемые человеком, как мы попали в настоящие джунгли.