Джеральд Даррелл. Путешествие В Эдвенчер

Боттинг Дуглас

Но питомцы требовали постоянного ухода, так что времени на печаль не оставалось. С первыми лучами солнца Дарреллы выпивали по чашке чая и отправлялись чистить клетки, мыть горшки и миски на палубе. Хорошо еще, что плавание проходило в тропических водах, так что птицы не про­стужались. Сару Хагерзак трижды в день прогуливали по палубе, и так про­должалось до тех пор, пока корабль не вошел в более северные широты.

Но не все было так плохо. В отличие от судна, доставившего Дарреллов в Южную Америку, «Звезда Парагвая» была настоящим лайнером. Зверо­ловам предоставили отличную каюту, пища была превосходной, напитки лились рекой, а сервис был на высоте. Дарреллы подружились с пассажи­рами и командой и стали постоянными

участниками всех вечеринок и гуля­нок, которые заканчивались с рассветом. На костюмированном балу Дже­ральд и Джеки нарядились парагвайцами и получили первый приз. Единст­венным человеком, кому пребывание на борту шумной семейки с необычным багажом удовольствия не доставило, был капитан, который вечно ворчал по поводу грязи и из-за того, что животные постоянно отвле­кали команду.

В июле «Звезда Парагвая» вошла в Лондонский порт. Зверей на этот раз было немного, поэтому их удалось быстро пристроить по зоопаркам. Пейтонский зоопарк приобрел большую часть птиц и животных, в том чис­ле и любимицу всего корабля Сару Хагерзак. «Расставаться со всеми этими симпатягами было очень тяжело, — вспоминала Джеки и добавляла: — Я начала понимать, что чувствовал Даррелл, возвращаясь из своих путе­шествий, и почему он так мечтал когда-нибудь создать собственный зоо­парк. Ему не хотелось расставаться с животными, привезенными из экспе­диций».

Из бескрайней пампы и беспредельных просторов Атлантики Дарреллы вернулись в крохотную комнатку в борнмутском доме Маргарет. Джеральд с головой ушел в литературную деятельность, пытаясь заложить основы финансового благополучия, которое позволило бы ему в один прекрасный день стать хозяином собственного зоопарка. Вторая его книга, «Три билета до Эдвенчер», вышла в свет весной, и теперь Джеральд читал рецензии. Тон рецензий был благожелательным. Критики хвалили обаяние, скром­ность и чувство юмора автора, его мастерство рассказчика и любовь к тем удивительным созданиям, которых он ловил.

Но одна рецензия выбивалась из общего ряда. Джордж Кэнсдейл, ди­ректор Лондонского зоопарка, застреливший Чамли два года назад, напе­чатал статью в «Дейли телеграф». Кэнсдейл всегда недолюбливал Джераль­да, а некролог по погибшему Чамли в «Перегруженном ковчеге» перепол­нил чашу его терпения. Кэнсдейл получил возможность отомстить и не пожалел яда, чтобы выставить Джеральда чистейшей воды любителем и невеждой. Он признавал, что Джеральд пишет «заразительно», но его экс­педиции — это не что иное, как «невинные заграничные поездки». «Если бы они жили так, как описывает Даррелл, — писал Кэнсдейл, — то вряд ли сумели вернуться домой живыми». Он утверждал, что книга писалась в спешке и что ее следовало бы еще отшлифовать. Грамматика хромает, стиль оставляет желать лучшего, информации слишком мало, а анекдотов чересчур много. Настоящий натуралист должен был бы больше внимания уделить ловле зверей, коллекционированию и естественной истории.

Эта рецензия омрачила возвращение домой, но худшее было еще впере­ди. В отсутствие Джеральда издательство «Харт-Дэвис» решило опублико­вать «Гончих Бафута» осенью, не дожидаясь будущей весны. Это означало, что у Джеральда в 1954 году выходили две книги, а на 1955-й не остава­лось ни одной. С неохотой он приступил к работе над своей четвертой кни­гой «Под пологом пьяного леса», где собирался рассказать об экспедиции в Аргентину и Парагвай. Порой лень так одолевала его, что Джеки и Софи приходилось буквально подталкивать его к письменному столу.

Ситуация еще более осложнилась, когда, едва закончив четвертую кни­гу о путешествии в Аргентину, Джеральд приступил к пятой, поскольку финансовое его положение после очередной экспедиции пошатнулось весь­ма серьезно. «Новый Ной» стал сборником рассказов для детей о путешест­виях в Камерун, Гвиану и Парагвай. «По какой-то причине Даррелл не за­хотел заканчивать эту книгу, — писала Джеки. — Доведенные до отчая­ния,

мы с Софи сами написали заключительную главу, что вдохновило его на то, чтобы полностью переписать ее и довести книгу до конца». «Почему вы, две старые карги, не понимаете, что я не машина? — жаловался Дже­ральд. — Я не могу без конца барабанить по клавишам. Мне нужно вдох­новение».

Джеки предложила мужу воспользоваться системой его брата, Ларри, который просыпался в половине пятого, чтобы несколько часов порабо­тать, а остальную часть дня посвящал другим занятиям. Джеральд резко возразил: «Разница между нами заключается в том, что он любит писать, а я нет. Для меня литература — это способ заработать деньги, чтобы иметь возможность работать с животными, и ничего больше. Я не могу называть­ся серьезным писателем, скорее я журналист, которому посчастливилось продать то, что он сочинил».

Однако книги Джеральда продавались очень неплохо. Продажа «Трех билетов до Эдвенчер» шла полным ходом. 15 октября в свет вышли «Гончие Бафута». Шотландская газета купила права на сериализацию новой книги, а спустя какое-то время на Би-би-си подготовили четырнадцать радиопере­дач. В канун Нового года был выпущен радиоспектакль «Король и конга». «Гончие Бафута» стали Книгой Месяца, продажи шли великолепно, и изда­тельство «Харт-Дэвис» устроило в честь Джеральда обед в «Савое».

Джеральд был польщен, хотя и несколько смущен своим литературным успехом. Он был весьма скромного мнения о своих писательских способно­стях, особенно в сравнении с талантом старшего брата, которого он считал «настоящим» писателем, хотя ему и не удавалось жить на свои гонорары. Сам же Джеральд рассматривал свою литературную деятельность только как средство получения денег для продолжения карьеры зоолога. Но он глубоко заблуждался. С первых же трех книг стало ясно, что он обладает в высшей степени оригинальным талантом и врожденным даром рассказчи­ка. Его язык был гибким, образным и богатым, наблюдательность натура­листа сочеталась в нем с чувствительностью и эстетизмом поэта. Прирож­денный рассказчик, он обладал умением слушать и слышать, подмечать все абсурдное и эксцентричное. Великолепное чувство юмора, любовь к жиз­ни, к людям и животным обогащали его книги. Талант Даррелла вьшел его в первые ряды писателей, пишущих о природе. Он стал одним из лучших английских писателей-юмористов, а его поэтическим описаниям природы могли позавидовать многие. Даже «Поэтри ревью» оценивала его книги за «внутреннюю поэзию, ощущаемую в мастерских описаниях пейзажей и животных, которую вполне можно сравнить с творчеством старшего брата Джеральда, Лоуренса».

Сам же Джеральд по-прежнему не мог оценить своих творений по дос­тоинству. «Единственное, что меня беспокоит, — писал он Ларри, — это насколько долго британская публика будет продолжать читать мой бред, пока он ей не наскучит. В «Харт-Дэвис» считают, что мне надо бы заняться чем-нибудь другим». В конце концов он написал книгу коротких рассказов для детей, но в «Харт-Дэвис» ее сочли слишком «изысканной».

13 ноября 1954 года Джеральд выступил с лекцией в Королевском кон­цертном зале в Лондоне. Идея его напугала, поскольку он никогда не вы­ступал публично. Порой он чувствовал себя буквально больным. Только перспектива отличной рекламы вынудила Джеральда согласиться.

Лекция Даррелла рекламировалась повсюду. На плакатах красовались надписи: «Танцующие обезьяны… Волосатые лягушки… ДЖЕРАЛЬД ДАРРЕЛЛ!» Все билеты были проданы. На Джеральда надели хрустящую белую рубашку, респектабельный галстук и втиснули его в отлично выглаженный темный костюм. В концертный зал он ехал, как к месту казни. Но стоило ему выйти на сцену, как он преобразился. Из невротика, буквально пара­лизованного ужасом, он превратился в блестящего оратора, веселого и умеющего общаться с аудиторией, завораживающего слушателей своим бархатным баритоном и сценическим обаянием.