Джим Пуговка и машинист Лукас (пер. Кореневой)
Шрифт:
Однажды — точнее сказать, на третий день четвертой недели их путешествия — Джим проснулся необычайно рано. Ему показалось, будто бы он ощутил явный толчок.
«Что бы это значило? — подумал он. — И отчего это Кристи не качается, а стоит на месте?»
Поскольку Лукас спал непробудным сном, Джим решил сам посмотреть, в чем там дело. Стараясь не потревожить друга, он осторожно вылез из-под одеяла, встал на цыпочки и выглянул в окошко.
В розоватых предрассветных
— Нет, — сказал он, помолчав некоторое время — это не может быть правдой. Наверное, мне все это снится.
И он быстро юркнул под одеяло, закрыл глаза, собираясь досмотреть чудесный сон до конца. Но с закрытыми глазами он ровным счетом ничего не видел. Значит, наверное, это не сон. Он снова поднялся и выглянул в окошко — пейзаж был на месте.
Там стояли фантастические деревья и цветы самых причудливых форм и красок, но, что удивительно, все они казались прозрачными, будто бы сделанными из цветного стекла. Прямо перед окошком, в которое смотрел Джим, высилось гигантское старое дерево с таким толстенным стволом, что его едва ли обхватили бы трое взрослых мужчин. Но сквозь него все было видно, все-все, что находилось за деревом, как будто здесь стояло не дерево, а аквариум. Само дерево было нежно-фиолетового цвета, и потому все, что находилось за ним, тоже казалось нежно-фиолетовым.
Над благоухающими полями и лугами клубился легкий туман, тут и там виднелись извилистые речушки, через которые были переброшены изящные узкие мостики из настоящего фарфора. У некоторых мостов было сделано что-то вроде крыши, по краям которой висело множество серебряных колокольчиков, весело поблескивавших в первых лучах утренней зари. На многих деревьях и цветах тоже висели серебряные колокольчики, которые при малейшем порыве ветра издавали нежнейшие звуки, сливавшиеся в совершенно неземную многоголосую мелодию. Над цветами порхали огромные бабочки с переливчатыми крылышками, а крошечные пташки с длинными изогнутыми клювами бесшумно перелетали от цветка к цветку, собирая мед и росу. Эти птички были не больше шмеля. Они называются колибри и считаются самыми маленькими птицами на земле. У них такое красивое оперение, что кажется, будто оно сделано из чистого золота и драгоценных камней.
А вдалеке, у самого горизонта, возвышались громадные горы, уходившие своими вершинами куда-то за облака. Горы эти были раскрашены в красно-белую полоску. С такого расстояния они напоминали чудесную обложку гигантского альбома для рисования, принадлежащего какому-нибудь великанышу школьного возраста.
Джим прямо глаз не мог отвести от всей этой красоты, он все смотрел и смотрел и от изумления даже рот раскрыл.
— Н-да, — услышал он вдруг голос Лукаса, — видок у тебя, скажем прямо, очень умный. Кстати, доброе утро, Джим, — сказал Лукас, отчаянно зевая спросонья.
— Ой, Лукас, — отозвался Джим, даже не поворачивая головы в сторону своего приятеля — настолько он был заворожен открывшейся ему картиной. Тут такое… все прозрачное и… и… и…
— Ну и что, что прозрачное? — спросил Лукас и снова зевнул. — Вода, насколько мне известно, всегда прозрачная. Честно говоря, мне уже поднадоело целыми днями пялиться на эту воду. Хотелось
— При чем здесь вода?! — От волнения Джим почти кричал. — Я имею в виду деревья.
— Деревья? — вяло переспросил Лукас и как следует потянулся, так что вокруг все затрещало. — Ты, наверное, еще не проснулся, Джим. На море не растут деревья, малыш, и уж тем более прозрачные.
— Какое море! — Джим уже кричал во весь голос, терпению его приходил конец. — Я вижу сушу, и деревья, и цветы, и горы…
Тут он схватил Лукаса за руку и попытался его поднять.
— Ну, что там еще такое? — пробурчал Лукас, нехотя поднимаясь с постели.
А когда он наконец выглянул в окошко, то увидел собственными глазами сказочную картину, которая поразила его настолько, что он даже потерял дар речи. Прошло немало времени, пока он сумел выдавить из себя:
— Черт побери! — И снова замолчал. Он был просто потрясен.
— Интересно, что это за страна? — первым заговорил Джим.
— Такие странные деревья… — в задумчивости бормотал Лукас, — и все эти серебряные колокольчики, и эти изогнутые узкие мостики из фарфора… — Но тут его вдруг осенило: — Я не я буду, если это не Китай! Давай-ка, Джим, вылезай, помоги мне вытащить Кристи на берег.
Они выбрались наружу и с некоторым усилием вытолкнули паровозик на сушу. Справившись с этой задачей, они спокойно позавтракали, истребив все свои запасы морских огурцов. Затем Лукас набил свою трубку и раскурил ее.
— И куда мы теперь поедем? — полюбопытствовал Джим.
— Лучше всего, наверное, — размышлял Лукас, — сразу же поехать в Пекин — кажется, так называется столица Китая. Посмотрим, может быть, нам удастся побеседовать с его величеством императором.
— А зачем он тебе понадобился? — удивленно спросил Джим.
— Да хочу спросить, не нужен ли ему паровоз и два машиниста. Вдруг он как раз ищет что-нибудь в этом роде? Понимаешь? Страна-то, кажется, ничего.
Они тут же принялись за работу, чтобы снова переделать Кристи из морского транспорта в сухопутный.
Сначала они сняли мачту с парусом, потом раз драили двери, соскоблив тщательнейшим образом всю смолу и вытащив всю паклю. Затем они залили котел водой, а в тендер загрузили сушняк, который в большом количестве валялся на берегу.
Покончив с этим, они разложили костер под самым котлом. Оказалось, что ветки прозрачных деревьев горят так же хорошо, как и обыкновенных. Когда вода в котле закипела, они отправились в путь. Кристи чувствовал себя теперь гораздо увереннее, чем на море, — все-таки вода не его стихия.
Вскоре они добрались до широкой дороги, по которой так удобно было катить вперед. Дорога шла все прямо и прямо, и слава Богу, что на пути им не попадались фарфоровые мостики.
Так они ехали и ехали, никуда не сворачивая, и правильно делали, так как широкая дорога вела прямо в Пекин, столицу Китая.
Сначала они видели только полосатые горы на горизонте, но приблизительно через пять с половиной часов езды Джим, сидевший на крыше локомотива, чтобы лучше было обозревать окрестности, вдруг приметил вдалеке нечто, напоминавшее гигантский палаточный лагерь, состоявший из бесчисленного множества громадных палаток. И все эти палатки сверкали на солнце, как будто они были сделаны из чистого железа.