Джим Пуговка и машинист Лукас (пер. Кореневой)
Шрифт:
— Черт побери! — пробурчал Лукас и почесал за ухом.
— Ты же видишь, — продолжал король, все более и более воодушевляясь, — в нашей стране слишком большая плотность населения. Для нас это стало проблемой номер один. Почти все страны мира страдают от перенаселенности, но Медландия — особенно. Я страшно обеспокоен сложившимся положением. Что же нам делать?
— Все верно, только я тоже не знаю, что делать, — ответил Лукас.
— Либо нам нужно расстаться с Кристофом, либо кто-то из нас должен будет покинуть страну, как только Джим станет взрослым. Джим все-таки
— Нет, — отвечал на это Лукас, — тут и говорить не о чем. Но и с Кристофом я не могу расстаться, — грустно добавил он после некоторой паузы. Какой же машинист без паровоза?
— Ну ладно, — сказал король, — поразмышляй на досуге об этом. Я уверен, ты что-нибудь придумаешь. Ты ведь у нас — голова. Время у тебя еще есть. Так что думай и решай. Но решение должно быть принято обязательно.
С этими словами он протянул Лукасу руку, давая тем самым понять, что аудиенция окончена.
Лукас встал, нахлобучил свою фуражку и, понурившись, вышел из дворца. Король с тяжелым вздохом плюхнулся снова в кресло, вытер шелковым платком пот со лба — разговор был не из легких.
Лукас медленно брел в сторону железнодорожной станции, где стоял паровоз Кристи, поджидавший возвращения своего приятеля. Придя домой, Лукас первым делом подошел к паровозу, похлопал его по круглым бокам и подлил машинного масла, которое Кристи так любил, а потом уселся на государственной границе и долго сидел так, обхватив голову руками, и все смотрел вдаль.
Вечерело. На море царили тишь и гладь, заходящее солнце отражалось в бескрайних просторах океана, и золотая блестящая дорожка протянулась от самого горизонта до того места, где сидел машинист Лукас.
Лукас смотрел на эту дорожку, уходящую вдаль, к неведомым странам и землям. Кто знает, куда она ведет. Солнце садилось все ниже и ниже, и дорожка становилась все уже и уже, пока наконец и вовсе не исчезла. Лукас грустно покачал головой и тихо сказал:
— Ну что ж, мы уйдем оба.
С моря потянуло ветерком, и стало прохладно. Лукас поднялся и пошел к Кристофу. Долго стоял он подле своего друга. Кристи сразу почуял что-то неладное. Паровозы не отличаются большой сообразительностью, поэтому-то им всегда нужен водитель-машинист, но зато они очень чувствительны. И потому, когда Лукас едва слышно прошептал: «Мой славный старина Кристи», то у доброго паровоза прямо что-то оборвалось внутри, и от этого острого щемящего чувства он даже перестал пыхтеть и сопеть.
— Кристи, — тихо сказал Лукас каким-то чужим голосом, — я не могу с тобой расстаться. Мы всегда будем вместе. И на земле, и на небе, если мы когда-нибудь туда попадем.
Кристи, правда, ничего не понимал из того, что говорил ему Лукас. Но он очень любил своего друга, и ему было невыносимо больно видеть Лукаса таким грустным. От отчаяния паровоз принялся душераздирающе завывать.
Лукасу стоило немалых трудов его успокоить.
— Понимаешь, это из-за Джима Пуговки, — попытался объяснить Лукас. — Скоро он станет взрослым, и тогда для него уже не будет здесь места. В
Кристи шумно вздохнул и собрался уж было снова завыть, как тут в темноте раздался чей-то звонкий голосок:
— Что тут такое случилось?
Это был Джим Пуговка собственной персоной, который, поджидая Лукаса, забрался в тендер и незаметно для себя уснул. Разбудил его голос Лукаса, разговаривавшего с Кристи. Так невольно он оказался свидетелем состоявшегося объяснения.
— Привет, Джим! — воскликнул Лукас, необычайно удивленный появлением своего маленького друга. Собственно говоря, это не предназначалось для твоих ушей. Но по мне так лучше, чтоб ты все знал. Мы решили покинуть страну. Кристи и я. Навсегда. Так надо.
— Из-за меня? — спросил испуганно Джим.
— Если разобраться, — сказал Лукас, — король в общем-то прав. Ведь действительно Медландия — маленькая страна. Нам всем здесь не поместиться.
— А когда вы отправляетесь в путь? — Джим даже слегка запнулся, когда задавал этот вопрос.
— Лучше не растягивать этого удовольствия. Раз уж так вышло, то ничего не поделаешь — поедем прямо сегодня ночью, — серьезно ответил Лукас.
Джим на секунду задумался, а потом вдруг решительно заявил:
— Я с вами.
— Что ты, Джим! — воскликнул Лукас. — Это совершенно невозможно! Что скажет фрау Каакс? Она ни за что не отпустит тебя.
— Лучше всего ее об этом и не спрашивать, — сказал Джим тоном, не терпящим возражений. — Я все объясню ей в письме и оставлю его на кухне. Когда она узнает, что я с тобой, то она уже не будет так беспокоиться.
— Нет, все равно будет, — с сомнением в голосе произнес Лукас. — Да к тому же ты не умеешь писать.
— А я нарисую, — тут же нашелся Джим. Лукас, выглядевший весьма печальным и озабоченным, только покачал на это головой и сказал:
— Нет, мой мальчик, я не могу тебя взять с собой. Конечно, все это очень мило с твоей стороны и я сам ряд бы уехать с тобой вместе, но нельзя, понимаешь, нельзя. Ты ведь еще все-таки маленький мальчик, и к тому же ты нам будешь только…
Тут он запнулся, так как в этот момент Джим повернул к нему свое лицо, в котором было столько решимости и столько печали, что у Лукаса слова просто застряли в горле.
— Лукас, — тихо сказал Джим, — почему ты говоришь такие вещи! Вот увидишь, я могу вам еще очень даже пригодиться.
— Да, конечно, — согласился Лукас, в его голосе слышалось некоторое смущение. — Разумеется, ты даже очень полезный маленький мальчик, и в некоторых ситуациях даже удобно быть маленьким, тут ты прав…
Он зажег свою трубку и молча принялся раскуривать ее. В душе он уже готов был взять Джима с собой, но все же решил еще раз проверить мальчика.
— Послушай, Джим! — завел он снова разговор. — Подумай сам, ведь Кристи придется уйти, чтобы освободить для тебя место. Но если ты решил уйти, то, значит, Кристи может спокойно оставаться. И я тоже.