Джимми Хиггинс

Синклер Эптон Билл

— Как сказать? У него ведь, знаете ли, других-то дел нет, кроме разговоров!

Джимми воздержался от дальнейшей беседы на эту тему, чувствуя, что графиня Беатрис подсмеивается над ним, а он без привычки не знал, как принимать женские шутки. Где ему было учуять, что графиня Беатрис — суфражистка и из принципа насмехается над сильным полом! Джимми присмирел, стараясь подавить в себе недостойное социалиста волнение. Вот ведь какая чертовщина! Ему, маленькому, невзрачному рабочему, без роду и племени, выросшему на ферме среди бедных сирот, пробродяжничавшему чуть ли не полжизни, предстоит знакомство с английским королем! Джимми раз и навсегда усвоил презрительное отношение

к монархиям. Королей он пренебрежительно называл королишками, показывая этим, что ему в высшей степени наплевать на них.

— Для меня они —нуль без палочки! — заявил он как-то графине Беатрис.

И вдруг — бац, такая новость: «королишка» прибывает в госпиталь! Что же ему, Джимми Хиггинсу, теперь делать? Черт его знает, как с ним разговаривать! Неужели называть его «ваше величество»? Джимми крепко сжал руки под одеялом: «Гад я буду, если это сделаю!» Он призывал на помощь весь свой революционный пыл, мысленно обращался к своим друзьям — Неистовому Биллу, Клубнике Каррену, Плосколицему Джо, Цыпленку Петерсону. Интересно, как бы они поступили в подобном случае? А как бы поступил кандидат? М-да, нечего говорить,—существенный пробел в его революционном образовании — нигде на собраниях социалистов не обсуждалось, как должен вести себя социалист, когда король жалует к нему с визитом!

При своем незлобивом характере Джимми готов был отвечать добром на добро. Но соответствует ли революционной этике вежливое обращение с королями? Разве не его долг — выказать чем-нибудь свое презрение к монарху? Ведь, может быть, его королевское величество еще никогда в жизни ни от кого не получал должного отпора! Чтож, в таком случае сегодня он его получит!

IV

В палату влетела страшно взволнованная сестра и шепотом сообщила: «Идут!» Все сестры стали полукругом, нервно потирая руки, а больные со своих коек уставились на двери, откуда должно было появиться волшебное видение.

Наконец, показался мужчина в военной форме, которого Джимми ни в коем случае не принял бы за короля, если бы не видел прежде его портрета в иллюстрированной газете. Он был небольшого роста, худощав, сутуловат, розовощек, как все англичане, и носил коротко подстриженную темную седеющую бородку. Рядом с ним шествовал начальник госпиталя, а позади — сердитого вида дама в черном, сопровождаемая двумя здешними врачами. Группу замыкало несколько офицеров.

Король и королева остановились на видном месте и оглядели ряды коек. Оба, приветливо улыбаясь, сделали общий поклон и произнесли:

— Здравствуйте!

Разумеется, все заулыбались им в ответ, а сестры отвесили реверанс и сказали хором:

— Здравствуйте, ваши величества.

Надеюсь, все больные чувствуют себя хорошо? — поинтересовался его величество. Врач поманил к себе старшую палатную сестру. Та подлетела к гостям, сияя и кланяясь:

— Мерси, все прекрасно себя чувствуют.

— Это очень, очень приятно,— ответствовали их величества.

Королева обвела взглядом комнату и, обнаружив тяжело раненного, сплошь в бинтах, подошла к нему, присела у изголовья и начала о чем-то расспрашивать, а король, выйдя на середину палаты, вдруг заметил графиню Беатрис.

От Джимми, следившего за королем, не ускользнуло, как он сразу расплылся в улыбке:

— Ах, это вы! Как поживаете?

Девушка подошла к нему с таким видом, словно для нее было самым привычным делом разговаривать с королями.

— Ну, как тут ваши пациенты? — осведомился его величество.

— Прекрасно, поправляются,— отвечала она, на что его величество заявил, что он очень рад, произнеся

эти слова с таким воодушевлением, словно говорил их впервые, а не повторял только что сказанное. Он глядел на больных приветливыми, усталыми глазами; и тут графиня Беатрис чисто женским маневром заставила его обратить внимание на своего любимца: она знала, что король пожелает побеседовать с кем-нибудь из больных, и чуть заметным движением направила его в сторону Джимми.

— Как ваша фамилия? — обратился к нему король и, получив ответ, спросил: — Ну, Хиггинс, как вы себя чувствуете?

— Очень хорошо,— твердым голосом сказал Джимми.— Хочется встать, да вот сестра не пускает!

— Знаете, в былые времена тираном считался король, а теперь,— его величество улыбнулся молодой графине,— вот они, медики. Вы—солдат американской армии?

— Нет, я механик, мое дело — машины.

— Что ж, это война машин,— милостиво отозвался его величество.

— Я социалист! — выпалил Джимми.

— В самом деле?

— Ну да!

— Но вы, я вижу, не из тех социалистов, которые идут против своего отечества.

— Был долго против,— признался Джимми.— Я считал, что нам незачем ввязываться в эту войну. Но теперь я думаю иначе.

— Отрадно слышать,— сказал его величество.— Бесспорно, пережитые вами события немало способствовали перемене в ваших взглядах!

— Еще бы! Но только я по прежнему социалист, вы это учтите, мистер король.

— Учту обязательно,— сказал его величество, взглянув на графиню Беатрис. И тут между ними произошел мгновенный немой разговор, какой умеют вести лишь очень, очень утонченные люди,— разговор, совершенно непонятный для механиков-социалистов из Лисвилла, США. Взгляд короля говорил: «Действительно, презабавный экземпляр!» А она отвечала ему: «Я знала, что это доставит вам удовольствие!»

Что касается Джимми, то его мозг в эту минуту был всецело поглощен одной мыслью: как получше использовать эту необычайную возможность в целях пропаганды.

— После войны будут большие перемены,— сказал он и поспешил пояснить: — Я говорю про жизнь рабочих.

— Всех нас ожидают перемены,— возразил его величество,— это понимают даже глупцы.

Но Джимми не унимался:

— Рабочий должен получать за свой труд полностью! Знаете, мистер король, у нас в Америке люди всю жизнь работают по двенадцать часов в день, а не могут отложить даже самую малость себе на похороны. Говорят, у вас в Англии бывает и похуже!

— Да, у нас все еще существует ужасная нищета,— подтвердил его величество.— Придется подумать, как ее искоренить.

— Чего ж тут думать? Есть только один выход — социализм! — воскликнул Джимми.— Вот займитесь этим вопросом, тогда сами поймете. Первым делом надо покончить с эксплуатацией, добиться того, чтобы рабочий человек получал за свой труд сполна!

— Нет уж, согласитесь, что первым делом надо побить немцев.— Тут король выразительно глянул на графиню Беатрис и, обращаясь к ней, молвил: — Наши американские гости могут нас кое-чему научить! — Затем он снова перешел на немой разговор, давая ей понять, что считает не очень-то желательным увлечение пациентов в военных госпиталях социалистической пропагандой. Тогда графиня Беатрис переключила внимание его величества на соседа Джимми. Выяснив, что фамилия больного Дикий и что он родом с мыса Код, король сказал, что Англия чрезвычайно нуждается в опытных орудийных наводчиках и он весьма благодарен тем янки, которые приехали на помощь британскому флоту. Джимми прислушивался, чуточку ревнуя,— не в личном плане, нет, причина была другая: он считал, что социализм во много раз важнее, чем орудийная наводка.