Джинн Искрюгай в любви и на войне
Шрифт:
Следующее утро началось с ятагана, потом он отстоял свои три часа «у руля», потом учился метать огненные дротики, потом упражнялся во владении хлыстом, потом думал над приёмами использования свёрнутого пространства-времени, потом летал в разведку… Потом, кажется, всё-таки спал, но это как-то ускользнуло и не закрепилось в памяти, так что, казалось, после разведки снова были ятаган и дротики, и руль, и хлыст, и воображаемый бой с применением бутыли…
«Как бы к концу полёта алфавит не забыть», – усмехался про себя Искрюгай, вспоминая, как жалел об отсутствии книг.
По-настоящему
Мирная земля и мирные воды. Никому там, внизу, не было дела до мчащейся в небесной выси Особой дружины, вообще до великой войны джиннов и маридов. Даже странно как-то. Умом Искрюгай понимал, что дело в неизбежной природной ограниченности смертных: им просто не под силу объять воображением масштабы этой борьбы. А ведь если мариды одержат верх, переменится самый облик земли, и всё, что сейчас беззаботно живёт и радуется свету, вполне возможно, сгинет навсегда под толщей льдов.
Такое уже бывало…
Однако не везде царил мир. К вечеру четвёртого дня туча прошла над полем боя. По затоптанному, смешанному с грязью снегу ползли шеренги солдат, сверкали вспышки заклинаний, тянулся над полем серый туман орудийных залпов.
Во имя Создателя, они-то ради чего воюют? Мы, джинны, другое дело, мы сражаемся ради жизни на земле… Так думал Искрюгай, хотя, по совести, не было у него глубокого чувства, будто с «нами, джиннами» ему всё так уж совершенно понятно.
На пятый день летели над морем – и снова видели битву. Десятки кораблей кружили по волнам, дырявя друг друга ядрами. Сотни жизней исчезали в пучине. А ради чего?
Странно, до сих пор он об этом не думал ни разу, а ведь доводилось уже участвовать в морском сражении. Но он был спасательным джинном, по международным договорам, спасатели неприкосновенны, и Искрюгай даже по сторонам не смотрел, занимаясь только своим делом. В тот раз он сберёг сорок семь жизней: кого из-под обломков вытащил, кого из огня, кого к шлюпке перенёс… Судовую казну – и ту в руки старпому доставил, а вот корабельный журнал позабыл, поэтому, когда по окончании войны джиннов перераспределяли, Искрюгая направили в гражданский флот.
Теперь, глядя свысока, он недоумевал: для чего смертные так легко расстаются со своими скоротечными жизнями? И ведь глупыми их не назовёшь. Значит, должна быть какая-то причина…
Искрюгаю вспомнился караван посреди пустыни, а заодно и рассказ Отжигая про поединок «Ястреба» и «Комар-бея». Только ли жажда наживы повинна в том, что смертные легко пускаются в рискованные предприятия? Да что им нажива – на тот свет её с собой не заберёшь. Стремление взять побольше от короткой жизни? Полно: не так уж наживутся караванщики, не говоря уж о солдатах и военных моряках.
Один из кораблей внизу медленно погружался под волны, задрав к небу острый нос, и, провожая его взглядом, Искрюгай вдруг подумал: дело не в масштабах. Мы все –
Почувствовав движение в воздухе, Искрюгай напрягся, но это был всего лишь сильф – курьер, спешащий к Сожги-Башке. Предводитель Особой дружины каждый день принимал и отправлял по пять-шесть вестников. Морская битва уже откатывалась к горизонту, и молодой джинн сосредоточился на море. Это стихия маридов, и во время перелёта над водой разведка требовала особой бдительности.
Вскоре подлетел сменщик, Искрюгай вернулся на тучу, перекусил сланцевыми сухарями и присоединился к четверым собратьям, упражнявшимся с дротиками. Оторвал клок тучи, подвесил в воздухе в качестве мишени, отлетел и с разворота всадил в него дротик. Ему было далеко до других бойцов, но с этим оружием он уже освоился и научился призывать его почти мгновенно.
Он уже почти израсходовал выделенные для тренировки заклинания, когда поблизости раздался голос Джаркима:
–Эй, мирный герой! Держи удар!
Искрюгай едва успел поднять щит – с руки Джаркима сорвались сразу три огненных дрота немалой мощи. Удар был слишком силён, и Искрюгай упал, зарывшись в тучу.
–Ничего-ничего, – подбодрил Джарким, помогая ему выбраться из завихрений водяного пара. – Тяжело в учении – легко в бою.
–И где ты таких умных слов набрался? – проворчал Искрюгай.
–Так один смертный полководец говаривал. И, между прочим, был совершенно прав. Мой тройной удар – это особый приём, я его пятьсот лет оттачивал. Научишься его держать – и против маридского ледяного копья выстоишь.
–Научусь, вот увидишь. Теперь что – опять ятаганы?
–Нет, – мотнул головой Джарким. – Теперь отдыхай. Мы почти у цели, Сожги-ага отменил тренировки. Никаких занятий, кроме дежурств. Отдыхаем, копим силы – скоро в дело!
–Вот и славно, – вздохнул Искрюгай, внезапно понявший, насколько вымотался за эти дни; не то, что прикасаться к ятагану-красавцу – смотреть на него не хотелось.
Скоро, так скоро, в дело, так в дело, а пока и вздремнуть бы неплохо. Искрюгай удалился за «холм» водяного пара, в котором потрескивало накапливающееся электричество. Там шушукались несколько сильфов, при виде джинна они вытянулись во фрунт, но Искрюгай вяло махнул им рукой: сидите, мол. Сам отошёл ещё дальше, на край тучи. Там было совсем тихо, ничего не слышно, даже ветру не в чём шуметь, кроме волос.
Вообще говоря, туча была несоразмерно большой для такого маленького отряда, но до сих пор Искрюгаю некогда было над этим задумываться. А вскоре ему и другим всё объяснил сам Сожги-Башка.
Глава 3 Перелёт на Хлаадун
Часа два проспал Искрюгай, потом его поднял призыв командира, и он, встрепенувшись, поспешил к центру тучи. Сожги-Башка собирал отряд подле рулевого джинна. Пылай-Башке сказал:
–Ты уже знаешь мои планы, брат, так что прошу тебя: возьми дюжину сильфов и подмени дозорных на сегодня.