Джип, ноутбук, прошлое
Шрифт:
– Почему Репина?
– Просто я его первым вспомнила.
Руслан подумал. А правда, почему нет?
– Ну и кого первого будем ловить?
– Репина.
– Почему Репина?
– Потому, – хитро прищурилась Юля, – что я ему уже написала письмо, и он ответил, что может уделить нам время для беседы восьмого ноября на своей даче в Куоккале.
– Ни фига себе дача!
Аня наотрез отказалась смотреть на «Бурлаков на Волге», поэтому, посомневавшись, Лазаревичи оставили ее дома, под присмотром Танюши, и приехали
Дачка у художника действительно была дай бог каждому: двухэтажная, большая, с выступами-эркерами и крутыми стеклянными крышами, видимо, над студией.
– А швейцар здесь есть?
– Нет, – ответила Юля, – у Репина не было швейцара. В смысле нет. Он писал.
Они поднялись на крыльцо и вошли в прихожую с огромным узорным окном во всю стену. У окна висел блестящий медный гонг, над ним – плакат: «Самопомощь. Сами снимайте пальто – калоши. Бейте весело, крепче в тамтам».
Руслан помог жене раздеться, повесил пальто на вешалку, снял калоши.
«Удобная, кстати, штука эти калоши. Весело блестящие черным резиновым блеском, с теплой красной подкладкой, они надевались на обувь и берегли ее от грязи, а ноги – от сырости. И здоровье бережется, и ходить по дому можно на американский манер – в обуви. Куда они, спрашивается, пропали в наше время?»
Руслан поставил калоши на стойку и прошел с Юлей внутрь дачи.
В увешанной картинами и набросками студии на втором этаже, куда вела крутая деревянная лестница с резными перилами, находились три человека. Две женщины, также присутствовавшие здесь, хором охнули и куда-то убежали.
– Доброе утро, – с тревогой поздоровался Руслан. Хмурые лица присутствующих как-то настораживали.
Справа сидел на стуле седой мужчина с газетой в руках, слева примостился в низком кресле нескладный высокий человек с большим носом и аккуратными усами. Кресло ему было мало и низко, поэтому человек сложился, как столярный метр.
Рядом с Лазаревичами наклонился над огромным фотоаппаратом на треноге еще один мужчина лет пятидесяти, в черном костюме, с подкрученными усиками. Ему бы еще котелок – вылитая статуя фотографа, что стоит – или будет стоять? – в двадцать первом веке неподалеку от Невского проспекта.
– Доброе утро. Вы, видимо, господин Лазаревич с супругой? – отложил газету и встал седой.
– Совершенно верно. Лазаревич Руслан Аркадьевич, инженер с фабрики Фрезе, моя супруга Юлия. Илья Ефимович, если не ошибаюсь?
Репин наклонил голову:
– Не ошибаетесь. Меня вы знаете. Мой старый знакомый, Николай Эммануилович Корнейчуков…
Юля вздрогнула и впилась глазами в усатого.
– …Господин фотограф Карл Карлович Булла.
– Илья Ефимович, что-то произошло?
Усатый откинулся на кресле и неосознанно приобрел ту же позу, что и на висящей за ним картине, где, похоже, он сам и был изображен.
По выражению лица Репина можно было прочитать: «Стыдно, молодой человек…» – однако он сдержался:
– Лев Николаевич умер.
Глава 13
Долго задерживаться
На полпути к дому Руслан вспомнил кое о чем и сказал извозчику ехать в Эртелев переулок, чтобы обсудить с Фрезе одну идейку.
– Добрый день, Руслан Аркадьевич.
– Добрый день, Равиль. Петр Александрович у себя?
– Нет, уехал.
– Сегодня вернется?
– Да, обещал в скором времени.
– Спасибо. Я подожду его в кабинете.
Запасной ключ от кабинета у Руслана был.
Кузнечный мастер Равиль задумчиво смотрел вслед странной семейке.
«Интересно, зачем они нужны охранке? Никакого отношения к революционерам…»
– Эй, стой, ты куда?
– К господину Лазаревичу. Он просил, как только появится, чтобы я к нему подошел.
– Ну смотри.
– Равиль…
– Мастер Шарафутдинов.
– Он просил поторопиться.
– Ладно, иди. Только быстро.
Неприметный человек тенью прокрался по коридору и остановился у двери кабинета хозяина. Остановился, прислушался. Наклонился и приник ухом к замочной скважине.
– Юля, ты чего такая довольная? – Руслан оторвался от бумаг, на которых с увлечением набрасывал эскиз, и посмотрел на сидящую в кресле жену.
Юля только что не напевала.
– Руслан, ты хоть понял, что мы сегодня встретились с живой историей?
– С Репиным? Ну да, понял.
– Руслан! Ты бесчувственный рациональный тип! Это же РЕПИН!
– Репин, Репин… Юля, для меня это был просто пожилой человек. Он, конечно, великий, но это же не повод так им восторгаться. Уважать – да.
– Если бы ты встретил на улице… мм… Валуева, ты бы просто спросил у него: «Привет, как дела?»
– Да вообще бы ничего не стал спрашивать. Уверен, назойливые приставалы ему давно надоели.
Юля вздохнула:
– И с этим человеком я живу… Вот найду пылкого, романтичного гусара…
– Ага, поручика Ржевского. Как ты его узнаешь, даже если вдруг встретишь?
– Да уж как-нибудь узна… – Юля заулыбалась, как девчонка, подготовившая хитрую пакость: – А ты узнал журналиста, с которым мы разговаривали у Репина?
– Николай Эммануилович? – вспомнил Руслан. – А должен был?
– Руслан! Ты меня разочаровываешь. Даже я поняла, кто это! Вспомни его фамилию.
– Корнейчуков? Кажется, был такой писатель… Это он, что ли?