Джокер
Шрифт:
Голос, отточенный не хуже клинка, бил по ушам и связывал волю.
— Да, господин, да, — захрипел мертвец, вздрогнул и трудно пошагал вперёд. — Да, господин, да.
Со стороны он напоминал персонажа третьеразрядного «ужастика» о живых мертвецах. Беда только, всё происходило не в заэкранном пространстве, а наяву.
Вот он дошаркал до гробницы, встал и дотронулся до ажурной мраморной розы.
— Альз! Альз! Альз!
Глухо щёлкнула секретная пружина, заработал невидимый механизм, и мраморная глыба с низким гулом отошла, открывая вход в чернеющую неизвестность. Вниз вела узкая каменная лестница, из бездонного прямоугольного
Козлобородый не спеша подошёл, двумя пальцами извлёк чмокнувший гвоздь. Спрятал, не вытирая, переступил окончательно обмякшее тело и первый начал спускаться в развёрстую преисподнюю.
— Тай! Тай!
«Сыновья» не мешкая последовали за ним, их фонари напоминали морские прожектора, бьющие до горизонта. Шагали молча, след в след, напряжённо вслушиваясь в темноту…
Узкая крутая лестница скоро закончилась, воздух сделался парным, точно в бане, и впереди открылась просторная галерея, проложенная, если верить рисункам на стенах, ещё во времена фараонов.
Это, несомненно, была часть какого-то древнего захоронения наподобие Серапеума. [35] Восковые краски, неподвластные тысячелетиям, поражали воображение. Вот Его Величество Царь Правогласный — грозный, исполинского роста, в двойной короне Повелителя Обоих Миров, [36] окружённый дрессированными львами и прирученными грифами, выступает на врага во главе победоносного войска. Вот, сопровождаемый ручными бабуинами, он отыскивает корень мандрагоры — символ счастья, жизни и чудесного врачевания. А вот он спускает любимца, солнечно-рыжего камышового кота, на гусей дельты Нила, и это не просто охотничья сцена, ведь гуси суть образы поверженных врагов, быстротечно улетающего времени и даже злокозненных принципов косности материи. А вот…
35
Огромный лабиринт из подземных галерей, обнаруженный в XIX веке знаменитым французским египтологом Огюстом Мариеттом.
36
Верхнего и Нижнего Египта.
…Тут послышалось злобное шипение, какой-то жуткий похоронный свист — и сверху, из трещин потолка, на головы людям посыпались змеи. Наводящие ужас египетские кобры, черношеи, рингхальсы, [37] гадюки всех мастей. Гибкие разноцветные тела, острые бороздчатые зубы…
Но козлобородый с «сыновьями» не боялись ядовитых укусов.
— Тай! Тай!
Они отмахивались от гадов, сбрасывали их с плеч, отшвыривали ногами… и неуклонно продвигались вперёд. Как знать, уж не причастились ли они таинственного Змеиного камня, сделавшего страшные зубы для них не опаснее комариных жал?..
37
Плюющиеся гады.
Сопровождаемые ядовитой капелью, они свернули налево и шли коридором, пока не увидели перед собою тупик.
Змей здесь тоже хватало, к тому же действовали они не каждая сама но себе, а прямо-таки в боевых порядках. В высоких стойках, с грозным шипением, с широко разверстыми пастями…
— Тай! — взмахнул
— Тай! — отозвались ничего не боявшиеся «сыновья».
Они не сводили глаз с глухого конца коридора, где проход загораживала каменная стена. Полированный базальт чёрным зеркалом вспыхивал в лучах фонарей, а по бокам стояли разноцветные столбы. Справа — кроваво-красный, увенчанный знаком Солнца, слева — иссиня-чёрный, поддерживающий символ луны.
Один в один как «Врата в Неизъяснимое» [38] на картах Таро.
Змеиные рати между тем вдруг начали отступать, рассеиваться, прятаться в щели и трещины, причём так поспешно, что трое людей инстинктивно завертели головами, ожидая появления новых, гораздо более страшных врагов. И долго ждать не пришлось.
— Зурра! Зурра! — Один из «сыновей» резко прянул в сторону и попытался достать мечом толстую чёрную змею, вставшую на хвост. — Зурра!
38
Имеются в виду колонны «Jakhin» и «Bo'az», которые якобы являются аналогами колонн в преддверие храма Соломона. Они символизируют, в частности, бикер — знак дуальности Вселенной.
Какое там. По телу гадины прошла волна, пасть судорожно распахнулась — и изжелта-малиновый, светящийся плевок угодил азиату точно в подбородок. Вспыхнуло, грохнуло, разлетелось дымом и искрами… По древним фрескам потекли кровавые брызги, а в воздухе запахло грозовыми разрядами. Зурра же снова поднималась на хвост — по её телу, снизу вверх, медленно катился чёрный шар, неуклонно приближавшийся к горлу.
— Тай! Тай! — бросился вперед козлобородый, он знал, что успеет зарубить гадину… Но в последний момент рука безвольно опустила клинок — он увидел зурр. Сразу трёх, выползавших из-за красной колонны. И ещё трёх — из-за чёрной.
И тогда козлобородый рассмеялся, громко, очень искренне, как человек, которому нечего терять. Примерно как тот старик, там, наверху, в гробнице. А потом он резко оборвал свой смех, оглянулся на уцелевшего «сына» и сунул руку на грудь, укрытую панцирем из пластида.
— Тай!
— Тай! — отозвался всё понявший напарник, кивнул и тоже бросил руку под плащ, к тумблеру взрывателя. — Тай!
Зурры, раскачиваясь, начали подниматься…
Песцов. Утро вечера мудренее
Спал Песцов чутко. Ощутив в комнате постороннего, он тихо-тихо нащупал ствол, приоткрыл глаза и сразу расслабился — увидел Бьянку.
— Ты?
— Нет, тень отца Гамлета, — усмехнулась та и вытащила из рюкзачка длинную, стройных очертаний коробку. — Вставай, лежебока, поговорить надо. И без пол-литры тут не обойтись.
Бутылка в коробке, вульгарно названная пол-литрой, на самом деле была 0,75, зелёная, под цвет известного змия.
— О-хо-хо-хо-хо, нет мне покоя. — Песцов встал, зевнул, зажёг «летучую мышь», оценивающе посмотрел на этикетку. — Ишь ты, «Отард», да ещё и «Наполеон». И по какому же случаю праздник?
— Да в принципе радоваться особо нечему. — Бьянка достала стаканы, остатки шоколадки и банан. — Помнишь тот наш разговор тет-а-тет? Ну, что жизнь — игра?
— Да что-то было… — Песцов раскупорил коньяк. — Битые фигуры, игроки, хозяева и эти… которые без мыла на любой уровень. М-м-м, а пахнет неплохо…