Джокер
Шрифт:
— Терпение, терпение, ещё раз терпение, — очень серьёзно повторил генерал. — Узнаете помаленьку. А пока у вас будет свой информационно-дозированный фронт работ. Вы на нас посмотрите, а мы на вас. Ну всё, завтра ровно в девять утра ждите звонка.
Вскочил, как на резинках, сунул в рот трубку, подхватил кейс и ноутбук и этак с ухмылкой зашагал к выходу… Только затихли его шаги, как в дверь деликатно постучали.
— Разрешите?
Это был полковник Зеленцов, в руках он держал поднос.
— Разрешаю, — засмеялась Варенцова, скрашивая неловкость.
А сама подумала, что хорошее, впрочем, как и плохое, всегда идет косяком. Вчера вроде бы полегчало Краеву, сегодня вот подфартило ей. Может, синяя эта, птица удачи, — вовсе и не такая уж пернатая дрянь?
А впрочем, подальше от начальства, поближе к кухне… Эту мудрость тоже никто пока ещё не отменял…
Мирзоев.
Здесь царила гармония. В просторном дворике, отгороженном стеной с разбитой поверху клумбой, был устроен «естественный» сад, [40] олицетворяющий единство стихий. Как водится, с могучими соснами, чьи корни вгрызались в песчаную почву, с бурлящими потоками, с благоуханием цветов, горбатыми мостиками и каменными горками. Извечного здесь хватало — и дерева, и огня, и земли, и металла. Гармония Великого Предела была полной, где инь, где ян — одна целесообразность. [41] А ещё мир, спокойствие, задумчивость и благодать…
40
В китайской традиционной культуре главным достоинством сада считается его естественность, близость к прообразу первозданного Хаоса, истока всякого творчества.
41
Иньи ян —женская и мужская мировые силы. Они достигают своей гармонии в Великом Пределе, в котором неё сущее переходит в свою противоположность.
Впрочем, на площадке у маленького водопада можно было наблюдать, какой ценой достигалась гармония. Здесь пахло потом и кровью, звенела сталь и слышались удары по дереву и по живой плоти. Не менее десятка крепких мускулистых людей бились на шестах, упражнялись с мечами, оттачивали рукопашные приёмы. Причём в полный контакт — порез не порез, синяк не синяк, ушиб не ушиб…
Руководил процессом гибкий седой человек в синей дабе. [42] При взгляде на него сами собой вспоминались слова Конфуция: «Помыслы благородного мужа — как голубизна небес и блеск солнца: не заметить их невозможно. Таланты благородного мужа — как яшма в скале и жемчужина в морской пучине: разглядеть их не просто».
42
Даба —материал, на которого китайцы шьют свою традиционную одежду. Предпочтение отдаётся синему цвету.
Насчёт яшмы и жемчуга судить не берёмся, но таланты седого были налицо. Сосредоточение духа позволяло ему делать три вещи сразу: руководить тренировкой, наслаждаться гармонией и забавляться с очковой коброй. Рука человека провоцировала рептилию на атаку, но в решающий момент перед носом кобры неизменно возникал веер. Раскрытый. Деревянный… Змея, впрочем, тоже соображала, что к чему, и зубы берегла — вполсилы тыкалась носом, [43] в поблёскивающих близоруких глазах [44] читалось единственное желание — ах, чтоб ты зазевался!..
43
Кобры, по отзывам посвященных, весьма берегут основное орудие своего производства — зубы. Только на охоте или в случае явной опасности атакуют обоими клыками, а часто блефуют — бьют носом, чтобы не убить, но напугать.
44
Змеи плохо видят.
Однако какое там. Седой был настоящим лао-шифу и просто не мог оплошать. Да ещё перед лицом своих любимых шисюнов.
Наконец кобра выдохлась и стала неинтересна. Наставник воинов резко ударил в гонг, стоявший на маленьком столике, и в воздухе повис трепещущий звон.
Из дому тотчас выбежал скуластый мальчишка, и седой указал ему на кобру.
Юнец стремглав исчез, чтобы через минуту вернуться с приятелем. Недоросли принесли тазик с водой, кое-что из посуды и здоровенную банку со змеиным вином — рисовой водкой, в которой
Лао-шифу благосклонно взял поднесённый напиток, пригубил, со вкусом разжевал…
Дивное снадобье несло в себе единство трех сил, инь и ян, весь квартет стихий и массу питательных сутей. Именно то, что требуется посвященному…
…И тут прибежал третий мальчуган с важным донесением. Устным, в двух словах, шёпотом на ухо.
Пришлось благородному мужу прервать наслаждение ради безотлагательных дел и, оставив тренировочную площадку, направиться в дом.
В доме, как и в саду, царило триединство сил. Ширмы, шкафчики и спинки стульев покрывали росписи и инкрустации, на столах, в особых поддонах, росли карликовые деревья, вдоль стен, облагороженных панелями, стояли вазы и горшки с цветами. Решётчатые, затянутые бумагой окна мягко фильтровали солнечные лучи, упорядочивали их в невиданные узоры и окрашивали в тёплые изысканные тона. Казалось, из окон изливалось топлёное молоко, приправленное мёдом.
В доме лао-шифу ждал гость.
Потный, в какой-то накидке из звериных шкур. Он сидел на полу, с наслаждением скрёб под мышкой и что-то рассказывал по-русски Шоусиню, [45] глиняному, пузатому и улыбающемуся.
— Ну здравствуй, — вежливо рассмеялся седой, подошёл и, не чванясь, крепко обнялся с гостем. — Здравствуй, драгоценный племянник. С возвращением тебя. Сразу скажу, что твоя информация полностью подтвердилась — «блондинчик» у нас под колпаком. Наши лучшие региональные братья крепко сели ему на хвост и скоро выпотрошат без остатка. Отличная работа!
45
Бог долголетия.
Говоря так, он сощурился, притопнул ногой и с такой силой ударил кулаком о ладонь, что в хрустальном аквариуме заволновались золотые рыбки.
— Нелегко тебе, видать, пришлось в России, племянник… — критически осмотрев гостя, продолжал грозный лао-шифу. Достал из шкафчика бутыль, вместительные чашки и принялся разливать пахучую сине-зелёную жидкость. — Выпей вина тётушки Кхе, оно поможет тебе вернуться к гармонии…
Строго говоря, его племянник, в котором проницательный читатель наверняка узнал «чукчу» Мирзоева, в России не перетрудился. Без всяких приключений добрался до места встречи, немного пропутешествовал вместе с Мгави (убедительно белым и русоволосым), а затем сделал «кидняк». Глухой ночью сошёл на станции Большие Попадали, прихватив у попутчика портмоне, да и был таков.
Посмотрим теперь, далеко ли продвинется Чёрный Буйвол без денег и документов!
А дальше всё было делом техники. Граница, окно, доверенные братья… и вот наконец — дом любимого дяди. Ну, может быть, не слишком любимого, но зато очень, очень, очень уважаемого…
Мирзоев откинул с головы капюшон и заулыбался. Но телу растекалось живительное тепло, замешанное на змеиной премудрости.
— Ну вот и хорошо. — Седой убрал бутылку в шкаф и сделался очень серьёзен. — Веселиться, драгоценный племянник, будем после. А сейчас нас ждут великие дела. Да, да, я не оговорился. — Тут он посмотрел Мирзоеву в глаза, и взгляд его сделался как сабля дао. — Наши братья, чей подвиг останется в веках, взорвали каирский Терминал.
— Что? Каирский Терминал? — изумился Мирзоев. — Что это вы такое говорите, дядюшка? Так, значит, теперь остался только один?..
— Да, драгоценный племянник, — веско кивнул седой, и страшная улыбка проползла по его лицу. — Теперь остался единственный Проход в этих русских болотах. И стоять у его дверей будем мы, только мы. Не будет ни белых собак, ни чёрных обезьян, ни красных шакалов. Будем мы, только мы, чья кожа цветом напоминает золото… В общем, на сборы у тебя три часа. Мойся, медитируй, учи легенду, укрепляй своё ци… [46] Вылетаешь вместе со мной, эконом-классом. Работать будем по запасному варианту.
46
Жизненная сила, то же, что индийская прана, африканская ньяма и японское ка.