Джокертаунская комбинация
Шрифт:
– Это столько для него значит. Я чувствую, будто я… Будто я использую его.
Злость захлестнула его. Злость до дрожи. Она увидела это по его лицу и отступила.
Ты сука. Ты сука! Начинаешь чувствовать верность ему?
– Ты никогда не использовала людей раньше? Не использовала никого? Подумай, КейСи. Подумай хорошенько. Ты джампер, помнишь? Джамперы используют людей. Особенно старых выгоревших ублюдков натуралов.
– Он не натурал, он туз! – Она окаменела, как будто ожидая удара. – Кроме того… кроме того, я завязываю
– Ты начинаешь говорить, как Блоут.
– Я думала, я говорю, как ты. Ты со своими разговорами о Новом Порядке. Или это все просто… разговоры?
Я должен убить ее сейчас. Но мысль пролетела сквозь сознание как мертвый лист, без тепла и веса. Он знал уже, что с ней у него все кончено. Но вместо того, чтобы уничтожить ее здесь и сейчас, он будет использовать ее. Использовать ее, чтобы уничтожить Капитана Глюкса.
Я учусь терпению, дедушка. Ты будешь так горд мной, когда я расскажу тебе.
– Нет. И именно поэтому ты скажешь ему. Нам нужна его помощь. Нам нужны его силы туза, когда… Комбинат придет. Кроме того, ты дашь ему… То, что он хочет больше всего на свете, не так ли?
Она смотрела на него минуту, глаза сверкали как монеты в свете костра. Затем она поднялась на цыпочки, чтоб поцеловать его в щеку.
– Да, – хрипло выдохнула она ему в ухо и поцеловала юношеский пушок на щеке. – Иногда, Блез, ты почти человек.
Она повернулась и убежала прочь.
И за это я тебе тоже заплачу, подумал он.
Она в Бруклине, в Институте диагностики и развития Ривз, в районе Боро-Парка. Он входит в округ Кингз: существует какая-то договоренность между городом и штатом и округами делить опеку между собой, так что они могут снова переместить ее.
Он сидел, утонув задницей в холодном мокром песке, щурясь на луч прожектора случайной патрульной лодки. Ночь была ужасно холодной, но лишь тот, кто находился на грани отчаяния, мог бы попытаться найти укрытие в одном из разрушающихся, уродливо вздутых зданий, которые заполнили остров Эллис. Она сидела на корточках позади него и, казалось, не обращала внимания на холод, несмотря на свою холодную тонкую куртку и штаны.
– Диагностики и развития? – переспросил он.
– Да. Комбинат умеет выражаться красиво, не так ли? – Кухонная латынь для «детской тюрьмы», дружище. Это довольно приличный район, никогда не был трущобами, разве что в последнее время там развелось слишком много яппи. Не слишком плохо. По сравнению с некоторыми дырами.
Он повернулся и посмотрел на нее. Неверие в его взгляде боролось с желанием поверить.
– Как тебе удалось узнать, если лучший юрист в Джокертауне не смог этого сделать?
– Лучший юрист в Джокертауне по определению не малолетний преступник, дорогуша. Усек? Хочешь найти
Он подскочил, прошел к воде, потом вернулся, обойдя упавшего лицом в песок джокера, находящегося то ли в алкогольном, то ли в наркотическом опьянении. Он начал ходить перед КейСи.
– У меня есть планы. Я должен сделать все правильно. Думай, Марк, думай. – Он мрачно плюхнулся туда же, где сидел раньше, чувствуя себя подавленным и ошеломленным.
– Может, тебе стоит пойти поспать сначала, – она склонилась и легонько поцеловала его в лоб, прежде чем раствориться в темноте.
Марк стоял на тротуаре перед клиникой имени Блайта ван Ренселлера со слезами, застывшими на его лице, словно маленькие горячие черви. Тахион отсутствовал, незнакомые и неприветливые люди за столом в странно пустой приемной сказали ему об этом. И даже когда врач был в клинике, он не принимал посетителей. Каких бы то ни было посетителей.
Коди была мертва. Новость упала в желудок Марка словно кусок льда. Эта женщина так много значила для Таха, она так много сделала, чтобы вытянуть его после ужасных событий в Атланте.
Спраут всегда любила ее. А теперь ее нет, очевидно, пала от рук врагов Тахиона.
Тах заполз обратно в бутылку. Точно так же, как он сделал это, когда честь заставила его уничтожить разум Блайта ван Ренселлера. Ему будет трудно выкарабкаться во второй раз.
И это было ужасно.
Марк потер лицо паучьими лапками, как будто умываясь застывшими слезами. Когда он закрыл глаза, он снова увидел руки своей дочери, тянущиеся к нему, тогда как он, словно Космический Бродяга, провалился сквозь пол прямо в зале суда и судебные приставы поймали его.
Мне жаль, док. Она нуждается во мне больше, чем ты. Что бы с тобой ни случилось.
Мне жаль.
Он поднял голову. Патрульная машина прошла мимо. Плоское черное лицо копа на пассажирском сиденье, казалось, следит за ним сквозь мелкую проволочную сеть, что закрывала окна всех машин в джокертаунском участке, пока машина, словно акула, скользила среди зевак, столпившихся косяками, глядя на странную сцену.
Пришло время мне уходить, подсказал ему зарождающийся здравый смысл обитателя улиц.
Он сунул руки в карманы своей армейской куртки и пошел прочь. Но не слишком быстро.
Принцы-демоны снова расстреляли все уличные фонари.
Человек, идущий домой с работы в сменной бригаде вниз по джокертаунскому переулку, не обратил внимания. Требовалось нечто большее, чем трещины в мостовой, чтобы разрушить балетную грацию, с которой он шел, и требовалось нечто большее, чем январский мороз Нью-Йорка, чтобы надеть поверх черной футболки потертую ветровку, перекинутую через его плечо. Кроме того, в темноте он видел как леопард.