Джон Голсуорси. Собрание сочинений в 16 томах. Том 12
Шрифт:
Старый Хейторп кивнул. Молодой человек всегда вызывал в нем чувство отвращения, как воплощение самодовольной посредственности нового поколения. Он был из тех скроенных на один манер чистюль, которые трижды примеряются, прежде чем взяться за что-нибудь, ничтожеств, не обладающих ни умом, ни энергией, ни даже пороками, и Хейторпу не хотелось удовлетворять любопытство этого молокососа.
— Зайдем ко мне, — сказал он. — Я напишу ему записку.
— Спасибо. Очень хотелось бы подбодрить старика. Старика! Нахальный ублюдок! Закрыв глаза, старый
Хейторп сидел неподвижно, пока трамвай,
Чего только он не переделал, когда ему было столько же, как этому щенку, — лет двадцать восемь, наверное, или около того! Взбирался на Везувий, правил четверкой лошадей, проигрался до нитки на скачках в Дерби и вернул все до последнего пенни в Оуксе; знал всех знаменитых тогда танцовщиц и оперных певиц; в Дьеппе дрался на дуэли с одним янки, который на редкость противным гнусавым голосом заявил, что старушка Англия больше ни на что не способна, и ранил его в руку; был уже членом правления судовладельческой компании; мог перепить полдюжины завзятых выпивох в Лондоне; чуть не свернул себе шею на скачках с препятствиями; прострелил грабителю ногу; едва не утонул, прыгнув в воду на пари; стрелял бекасов в Челси; вызывался в суд за свои грехи, мог смутить самого Чифта; путешествовал с испанкой. Этот же щенок успел, быть может, только в таких путешествиях и тем не менее воображает себя светским львом…
Кондуктор дотронулся до его рукава:
— Вам выходить, сэр.
— Благодарю.
Он сошел с подножки и двинулся в синеющих сумерках к воротам дома своей дочери. Боб Пиллин шагал рядом и думал: «Бедный старикан, еле ноги волочит». А вслух сказал:
— Мне кажется, вам лучше брать извозчика, сэр. Мой старик сразу свалился бы, прогуляйся он в такой вечер!
Сквозь туман прозвучал ответ:
— Твой отец всегда был дохлятиной.
Боб Пиллин рассмеялся тем сальным смешком, который нередко слышишь от определенного типа людей, и старый Хейторп подумал: «Смеется над отцом, попугай!»
Они подошли к подъезду. Стройная, темноволосая женщина с тонким, правильным лицом расставляла в холле цветы. Она обернулась и сказала:
— Вам, право же, не следовало бы задерживаться так поздно, папа. Это вредно в такое время года. Кто это? А-а, мистер Пиллин! Здравствуйте. Вы уже пили чай? Может быть, пройдете в гостиную или хотите поговорить с папой?
— Благодарю! Ваш отец…
Хейторп перешел холл, не обращая ни малейшего внимания на дочь. Боб Пиллин подумал: «Клянусь, старик и в самом деле чудит»; потом сказал на ходу: «Премного благодарен! Мистер Хейторп хочет кое-что передать моему отцу», — и последовал за стариком. Мисс Хейторп была совсем не в его вкусе, он даже побаивался этой худощавой женщины, у которой был такой вид, словно она никому никогда не позволит расстегнуть свой корсаж. Говорили, что она очень набожная и все такое.
Оказавшись в своем святилище, старый Хейторп направился к письменному столу, спеша, по-видимому, сесть и отдохнуть.
— Вам помочь, сэр?
Тот покачал головой, и Боб Пиллин, остановившись у камина, стал наблюдать за Хейторпом. Старикан, видно, не любит зависеть от других. И как только он садится в такое кресло! Когда доходишь до такого состояния, лучше уж загнуться сразу и уступить место молодым.
— Наверное, ждешь не дождешься возможности прибрать к рукам отцовские дела.
У Боба Пиллина отвисла челюсть. Старик продолжал:
— Куча монет, и никакой ответственности! Посоветуй ему от моего имени пить портвейн. Лет на пять дольше протянет.
Боб Пиллин ответил только смешком на этот неожиданный выпад, так как в кабинет вошел слуга.
— Миссис Ларн, сэр! Вы примете ее?
Молодому человеку показалось, что, услышав это имя, старик попытался встать. Но он только кивнул и протянул ему записку. Боб Пиллин взял записку — при этом ему почудилось, что старик пробормотал что-то вроде «Ну, теперь держись!» — и пошел к двери. Мимо него, словно согревая воздух вокруг, проскользнула стройная женская фигура в меховом пальто. Лишь в холле он спохватился, что забыл в кабинете шляпу.
У камина на медвежьей шкуре стояла молоденькая хорошенькая девушка и смотрела на него круглыми наивными глазами. «Ну и хорошо! — мелькнуло у него в голове. — Я уж не стану беспокоить их из-за шляпы». — Потом, приблизившись к камину, он сказал:
— Сегодня здорово холодно, правда?
Девушка улыбнулась.
— Да, очень.
Он заметил, что у нее пышные русые волосы, короткий прямой нос, большие серо-синие глаза, веселый, открытый взгляд; на груди был приколот букет фиалок.
— М-м… — начал он. — Я оставил там свою шляпу.
— Забавно!
При звуке ее негромкого чистого смеха что-то шевельнулось вдруг в Бобе Пиллине.
— Вы хорошо знаете этот дом?
Она покачала головой.
— Чудесный дом, правда?
Боб Пиллин, который этого не находил, ответил неопределенно:
— Вполне о'кей.
Девушка откинула голову и снова рассмеялась:
— О'кей? Что это такое?
Боб Пиллин увидел ее белую округлую шею и подумал: «Какая она прелесть!» Потом, набравшись смелости, сказал:
— Моя фамилия Пиллин. А ваша — Ларн, не так ли? Вы родственница мистеру Хейторпу?
— Он наш опекун. Он славный старик, правда?
Боб Пиллин вспомнил, как старик едва слышно пробормотал что-то вроде «Ну, теперь держись!», и уклончиво ответил:
— Ну, вы-то его лучше знаете.
— Разве вы не внук ему и не родственник?
Боб Пиллин не пришел в ужас от этого предположения.
— Да нет, мой отец и он — старые знакомые. Вот и все.
— А ваш папа такой же, как он?
— Н-не совсем…
— Жалко! Если бы они были вроде двойников — вот было бы забавно!
Боб Пиллин подумал: «Ого, у нее острый язычок! Как ее зовут?» Потом спросил:
— Как ваши крестные нарекли вас?..
Девушка снова рассмеялась — казалось, все вызывало у нее смех.
— Филлис!
Может быть, сказать: «Вот имя, которое я люблю»? Нет, лучше не надо! А, может, все-таки стоит? Если упустить момент, то никогда уж не встретить ее! Он сказал:
— Я живу в доме на краю парка, в красном таком, знаете? А вы где?
— Я далеко, Миллисент Виллас, 23. Я ненавижу наш убогий домишко. Но мы там очень весело живем.