Джон Голсуорси. Собрание сочинений в 16 томах. Том 12

Голсуорси Джон

— Мистер Пиллин, сэр.

— Просите!

Вошел Джо Пиллин; его тощая фигура совершенно терялась в меховом пальто. Седеющие бакенбарды окаймляли худое, покрасневшее от мороза лицо: на улице шел снег.

— Как ты себя чувствуешь, Сильванес? Не страдаешь от этого холода?

— Мне жарко, как в печке. Снимай пальто, садись!

— Нет, боюсь простудиться. У тебя, наверное, огонь внутри. Итак, покупка утверждена?

Старый Хейторп кивнул. Скользя, как тень, Джо Пиллин подошел к двери и проверил, закрыта ли она. Потом возвратился к столу и тихо сказал:

— Ты знаешь, это большая жертва с моей стороны. Старый Хейторп улыбнулся.

— Ты подписал обязательство?

Джо

Пиллин вытащил из кармана бумаги, осторожно развернул их и показал подпись:

— Не нравится мне все это. Но теперь уже ничего не отменишь.

Старый Хейторп ответил со смешком:

— Как не отменишь смерть.

Голос Джо Пиллина зазвенел дискантом:

— Мне страшно неприятно, когда что-нибудь нельзя вернуть. Ты взял меня на испуг, сыграл на моих слабых нервах.

Рассматривая подписи, старый Хейторп пробурчал:

— Скажи своему юристу, чтобы он ненадежнее припрятал эту бумагу. Он, должно быть, считает тебя донжуаном, Джо.

— Представь, что после моей смерти это станет известно жене!

— Ну, пилить тебя она уже не сможет, и тебе там в аду не станет жарче.

Джо Пиллин убрал документ под пальто и издал странный, всхлипывающий звук. Он не выносил, когда шутили такими вещами.

— Все вышло, как ты хотел, всегда получается по твоему. Но кто эта миссис Ларн? Я ведь должен это знать. Боб, кажется, видел ее в твоем доме. А ты говорил, что она не бывает там.

Старый Хейторп заговорил, смакуя каждое слово:

— Муж этой дамы был моим сыном от женщины, которую я любил до женитьбы. Ее дети — мои внуки. Ты помог обеспечить их. Это лучшее, что ты сделал в жизни.

— Н-не уверен. Мне не нужно было спрашивать. Теперь сомнения совсем одолеют меня. Как только передача будет закончена, я уеду за границу. Этот холод — смерть для меня. Ты бы дал мне рецепт, как не мерзнуть.

— Смени внутренности.

Джо Пиллин смотрел на своего друга с какой-то тоской.

— Хоть ты и сильный человек, долго тебе не протянуть, жизнь на ниточке висит.

— Ниточка еще крепкая, дорогой.

— Ну, прощай, Сильванес! Мне пора домой. Ты плохой утешитель!

Он надел шляпу и, потерявшись в своем меховом пальто, вышел в коридор. На лестнице ему встретился человек и сказал:

— Как поживаете, мистер Пиллин? Я знаком с вашим сыном. Были у председателя? Продажа, как я понимаю, утверждена. Надеюсь, мы не прогадаем, но вы, разумеется, думаете иначе?

Джо Пиллин внимательно посмотрел на собеседника из-под полей шляпы.

— Мистер Вентнор? Благодарю вас! Сегодня очень холодно, не правда ли?

И, сделав это осторожное замечание, он пошел вниз.

Оставшись один, старый Хейторп размышлял: «Ей-богу, дрожит, как осиновый лист! Такому жизнь — сплошные неприятности! Он боится всего, прямо-таки сжился со страхом, бедняга!» Чувство подъема и легкости, которого он не знал вот уже много месяцев, наполнило ему грудь. Теперь те двое ребятишек избавлены от нужды!

Сейчас он разделается с проклятыми кредиторами и отправится навестить внуков. Имея двести фунтов в год, мальчишка поступит в армию — самое подходящее место для такого сорванца. Девчонку в любой момент можно сбыть с рук, но ей нет необходимости выскакивать замуж за первого попавшегося бездельника. Что до их мамаши, то пусть она сама заботится о себе: ей нужно иметь каждый год не меньше двух тысяч, чтобы распутываться с постоянными долгами. Но будьте покойны, она наглостью и лестью сумеет вывернуться из любой переделки! Следя за тем, как вился и пропадал дымок от сигары, он внезапно почувствовал, в каком напряжении находился последние

шесть недель, как старательно гнал мысли о сегодняшнем общем собрании. Да, дела могли принять совсем иной оборот. Он хорошо знал расстановку сил в правлении и вне его и особенно тех, кому до смерти хотелось бы от него избавиться. А если бы ему пришлось уйти, другие две компании тоже дали бы ему отставку, и тогда плакало его жалованье, все до последнего пенса; он будет нищим, зависеть от дочки-святоши. А сейчас он безбедно протянет еще год, если сумеет отбиться от кредиторов-акул. На сей раз это окажется труднее, но ему везет, должно повезти и теперь. И, сделав глубокую затяжку, он позвонил.

— Зовите их сюда, мистер Фарни, и принесите мне, пожалуйста, чашку китайского чаю покрепче.

— Слушаю, сэр. Вы сами посмотрите оттиск газетного отчета или поручите это мне?

— Вам.

— Хорошо, сэр. Собрание прошло удачно, как вы считаете?

Старый Хейторп кивнул.

— И удивительно, как это в самый нужный момент к вам вернулся голос! Я уж опасался, что будет трудно убедить их. Вы, конечно, не могли не ответить на оскорбление. Нужно же додуматься до такой чудовищной вещи! Мне хотелось стукнуть его.

Старый Хейторп кивнул опять и, глядя в красивые голубые глаза секретаря, повторил:

— Просите их.

Снова на минуту оставшись один, старый Хейторп подумал: «Как это поразило его! Если бы он только знал — пощады не жди».

Кредиторы — на этот раз их было десять — входили, кланяясь своему должнику, и явно недоумевали, какого дьявола они должны быть вежливы с человеком, который не хочет возвращать им деньги. Потом секретарь принес чай, и они ждали, пока председатель выпьет всю чашку. Руки у председателя дрожали, и потому операция эта требовала немалой ловкости. Сумеет ли он не расплескать чай себе на грудь и не поперхнуться? Тем, кто не знал председателя в частной жизни, показалось, что тут не обошлось без вмешательства сверхъестественных сил. Наконец он благополучно отставил чашку, неверными пальцами снял несколько желтых капелек с седого кустика на подбородке, зажег сигару и начал:

— Джентльмены, буду говорить без обиняков. Я могу предложить следующее: пока я жив и состою членом нескольких правлений, я ежегодно буду выплачивать вам тысячу четыреста фунтов и ни пенса больше. Если вы не можете согласиться на это, я буду вынужден объявить себя банкротом, и тогда вы получите около шести пенсов за фунт. За мои акции по рыночной цене можно получить около двух тысяч. Больше у меня ничего нет. Дом, в котором я живу, и все, что есть в нем, за исключением одежды, вина и сигар, принадлежит моей дочери, согласно дарственной записи, сделанной пятнадцать лет назад. Вы можете получить полную информацию у моих юристов и банкиров. Таково в двух словах положение вещей.

Несмотря на то, что все десять джентльменов были опытны в делах, они с трудом скрывали свое изумление. Человек, который так много задолжал, скажет, естественно, что у него ничего нет, но решится ли он ссылаться на юристов и банкиров, если это неправда? Мистер Вентнор спросил:

— Вы позволите нам ознакомиться с вашими банковскими книжками?

— Нет, но я уполномочу своих банкиров представить вам справку о моих доходах за последние пять лет или больше, если угодно.

Кредиторы были умышленно рассажены вокруг большого стола, за которым собирались члены правления, — и этот стратегический ход лишил их возможности свободно, не опасаясь быть подслушанными, обменяться мнениями. Наклоняясь поочередно друг к другу, они переговаривались тихими голосами, и наконец мистер Браунби выразил общее мнение: