Джон Голсуорси. Собрание сочинений в 16 томах. Том 13
Шрифт:
Бывший № 299 нагнулся к его протянутым пальцам.
— Да, — сказал слепой, — то же самое с вами. Коснулись дна. Когда зайдете в следующий раз, я кое-что покажу вам, и, думаю, вам понравится. Спасибо за чтение.
— Когда вам надоест, скажите.
— Хорошо, скажу, — отозвался слепой и, сидя неподвижно, долго прислушивался к затихающим шагам своего гостя.
3
Канун рождества. Ночь ненастная, ветреная, льет дождь. По улице идет бывший № 299 на два ярда впереди жены, их сын
— Идем, милая. Прости, мы не могли не привести его.
— Конечно, вы должны были это сделать, Джек.
— Смотри, он даже не может идти с мамой рядом. Это болезнь. Сегодня он отправился в церковь и в течение всей проповеди не сводил глаз со священника. Бедняга викарий еле выдержал.
— А о чем была проповедь?
— О братской любви. Мама говорит, что он это делает не нарочно, но это похоже на взгляд… как назывался тот зверь, у которого был такой страшный взгляд?
— Василиск. Я пыталась, Джек, поставить себя на место твоего отца. Он там, наверное, кровавые слезы с кровью глотал, а всякие хамы помыкали им, как собакой, и это почти три года! Если тебя не сломят, так станешь на людей не похож. И все же это лучше, чем если бы он вышел оттуда и пресмыкался.
— Может быть. Осторожнее — дождь! Дай-ка я подыму твой капюшон, милая.
И шум дождя заглушает шепот.
А в прихожей, в дверях ярко освещенной комнаты под пучком омелы стоит девушка с пушистыми волосами.
— Счастливого рождества, папа!
— Спасибо. Поцеловать тебя?
— Как хочешь. Мамочка, милая! Хелло, Джек, Мэйбл! Входите! Родди, возьми у папы пальто.
— Как поживаете, сэр? Ужасная погода.
— Одно из преимуществ тюрьмы: нас никогда не беспокоила погода. Там тоже вывешивали надписи в веночках из ягод остролиста: «Мир и Добро». Очень мило! Христианство — великолепная мистификация, не правда ли?
И опять четверо идут по улице. Звонят колокола, призывают верующих на ночное рождественское богослужение.
— Ну и вечерок!
— Джек, дай им уйти подальше — еще услышат.
— Хуже некуда! Да он хоть кого изведет! Я думал, после выпивки он станет приятнее. Он ведь очень много выпил.
— Еще несколько дней осталось терпеть, а там…
— Ты согласна с мамой, Мэйбл, что он делает это не намеренно?
— Конечно, согласна.
— Как он сидит и улыбается! Ушел бы себе в пустыню и там улыбался!
— А может быть, он уже там…
4
— Это вам, — сказал слепой. — Все, что я могу сделать в моем положении. С крестом пришлось повозиться. Боюсь, немного тяжеловат. Но я думаю, что вы не взыщете.
— Да это настоящий шедевр!
— Серьезно? — спросил слепой. — Можно еще подправить красками. Тогда он станет больше похож на человека.
— Обязательно это сделаю.
— Я бы оставил лицо и крест некрашеными. Но волосы, одежда и кровь из-под тернового венца — все это выиграет, если немного подкрасить. Ну, а как поживает человек, который совратил Гедлиберг?
Бывший № 299 открыл книгу.
— «…Гудсон оглядел его
Слепой засмеялся от удовольствия.
— Эх! Люблю я этого Твена. Хорошее чувство юмора — ничего приторного.
— Хинин и собачий лай?
— Собачий лай, да и хватка тоже, — сказал слепой. — А что вы сами думаете о человеке?
— Мало или ничего.
— И все же в общем он не так уж плох. Возьмите нас с вами. У каждого из нас свои неприятности, а мы веселимся, как мальчишки. Надо полагаться только на самого себя, или придется страдать. Ведь вы то же самое думаете? Правда? Вот и головой кивнули. Или мне показалось?
— Нет, не показалось. Похоже, что ваши глаза видят не хуже, чем у зрячего.
— Они у меня блестящие, да? Мы с вами могли бы выплакать свои глаза. Но мы этого не сделали. Вот почему я и говорю, что с нами дело обстоит не так уж плохо. Отойди от мира и не вешай носа! Все равно счастливы вы будете только тогда, когда решите, что в жизни хуже, чем сейчас, быть не может. Так ведь, а?
— Да.
— Мне для этого понадобилось пять лет. А вам?
— Около трех.
— Что ж, у вас передо мной преимущество — происхождение и образование. Это даже по голосу чувствуется — тонкий такой, насмешливый. А я начинал в парикмахерской. И там мне не повезло — несчастный случай со щипцами для завивки. Больше всего мне жаль, что не могу ходить на рыбалку. Некому сводить меня. А вам не жаль, что вы больше не можете кромсать людей?
— Нет.
— Да, вероятно, у образованных людей вообще не бывает слабостей. А вот у меня настоящая страсть к рыбалке. Не было случая, чтобы я пропустил хоть одно воскресенье, в любую погоду. Вот почему я теперь занялся резьбой. Надо иметь какой-нибудь конек, а иначе как жить? А вы будете писать о себе? Я ошибся, или вы покачали головой?
— Нет, не ошиблись. Мой конек — наблюдать жизнь.
— В свое время, может, это подошло бы и мне тоже. Всегда любил сидеть и смотреть, как река катит свои воды. Я ведь немножко и философ тоже. А вот вы нет, этого не скажу.
— Почему?
— Да так… Кажется мне, что вы чересчур уж хотите жизнь себе подчинить — в том-то и беда всех благородных джентльменов. Скажите, я не прав?
Бывший № 299 захлопнул книгу и встал.
— Гордость, — сказал он.
— А-а! — откликнулся слепой. — Это первейшая ваша утеха. Так я и думал. Заходите еще, если я вам не надоел.
— И отвезти вас на рыбалку?
— В самом деле?! Отвезете?! Дайте вашу руку. Бывший № 299 протянул руку. Слепой ощупью нашел ее…
5