Джон Голсуорси. Собрание сочинений в 16 томах. Том 13
Шрифт:
— Что мне делать с этой чертовой лошадью, Джордж?
Даже не повернув головы, оракул изрек хриплым басом:
— Давай-ка сперва поглядим на нее, Джимми. Не нравится мне ее имя Каллиопа, но тут уж ничего не поделаешь, так записано в племенной книге. И этот Дженниг, что выезжает ее, — с ним нелегко иметь дело.
Джимми нервно закусил губу. Пролетка поднималась вверх по склону, вдоль неогороженных полей, у подножия меловых холмов; пели жаворонки, зеленела пшеница, среди которой виднелись кое-где яркие пятна полевой горчицы. Кругом
— Интересно, предложит ли он нам выпить? — сказал Джимми.
— Он не из таких. Лучше угощайся сейчас, сынок.
Джимми сделал несколько глотков из большой оплетенной бутылки.
— Ты молодчина, Джордж! Твое здоровье!
Джордж передал ему вожжи и, в свою очередь, выпил, запрокинув голову так, что на лице его обозначилась нижняя челюсть, совершенно скрытая под многочисленными подбородками и массивной шеей.
— Ну, за твою лошадь, будь она проклята! — сказал он. — Она уже не выиграет приз в Дерби, но еще может нам пригодиться.
II
Тренер Дженниг, возвращаясь после воскресного осмотра конюшен, услышал стук колес. Это был худощавый человек, аккуратно одетый, в тщательно вычищенных ботинках, среднего роста, слегка прихрамывающий, с узкими седыми бачками, чисто выбритый, с тонкими: губами и с острым взглядом серых глаз.
У его ворот остановилась пролетка, в которой сидели два довольно подозрительных субъекта.
— Что скажете, господа?
— Мистер Дженниг? Я Пульхер — Джордж Пульхер. Я привез к вам клиента, он хочет посмотреть на свою кобылу. Это мистер Джеймс Шрюин из Оксфорд-Сити.
Джимми вылез из пролетки и остановился. Тренер смерил его суровым взглядом.
— Это какая же кобыла? — спросил Дженниг.
— Каллиопа.
— Каллиопа мистера Колькюэна?
Джимми протянул ему письмо.
«Дорогой Дженниг!
Я продал Каллиопу Джимми Шрюину, букмекеру из Оксфорда. Он берет ее вместе со всеми обязательствами, включая твое жалованье. Мне страшно жаль расставаться с ней, но что поделаешь.
Гордон Колькюэн».
Тренер сложил письмо.
— А купчая при вас?
Джимми вынул из кармана еще одну бумагу. Внимательно прочитав ее, тренер крикнул:
— Бен, выведи Каллиопу! Извините меня, я на минутку. — И ушел в дом.
Джимми стоял, переминаясь с ноги на ногу. Он был обижен: сухость и резкость тренера задели его, хотя он, с детства привык смирять свое самолюбие.
Пульхер пробасил:
— Говорил я тебе, что с ним нелегко иметь дело. Но ты тоже не давай ему спуску.
Тренер вернулся.
— Вот мой счет, — сказал он. — Когда вы его оплатите можете забрать кобылу. Я работаю только на джентльменов.
— Ах вот как, — сказал Пульхер.
Джимми, уставившись в бумагу, не сказал ничего. Семьдесят восемь фунтов и три шиллинга! Муха жужжа
Стук копыт заставил его прийти в себя. Появилась его лошадь, встряхивая головой, как бы спрашивая, по какому это поводу ее вторично побеспокоили в воскресенье. В движении ее головы и гладкой шеи была какая-то независимость, какое-то превосходство над присутствующими.
— Вот она, — сказал тренер. — Держи ее, Бен. Стой, милая!
Повинуясь узде, лошадь остановилась, роя землю копытом задней ноги и помахивая хвостом. Ее гладкая шкура ярко блестела на солнце и порой морщилась или вздрагивала, когда на нее садились мухи. Потом она на миг застыла совсем неподвижно, насторожив уши и глядя куда-то вдаль.
Джимми подошел к ней. Она снова забеспокоилась, начала махать хвостом и рыть землю копытом, а он обошел вокруг нее на почтительном расстоянии, пригнувшись, как будто искал каких-то изъянов. Он знал все о ее родителях и о лошадях, которых они побили или которые побили их; он мог бы не менее получаса рассказывать об их карьере. Но вот перед ним их отпрыск во плоти, и он словно онемел! До сих пор он не имел ни малейшего понятия о том, как выглядит лошадь, и понимал это, но его охватило какое-то смутное волнение. Она выглядела, как на картинке.
Обойдя вокруг лошади, он подошел к ней спереди, а она снова вскинула голову с белой звездочкой на лбу, не то прислушиваясь, не то почуяв что-то. Он робко положил руку ей на шею, теплую и гладкую, как женское плечо. Она не обратила на это внимания, и он убрал руку. Может, ему следовало бы посмотреть ей в зубы или ощупать ноги? Нет, ведь он ее не покупает, она уже его собственность; но он должен что-то сказать. Он оглянулся. Тренер наблюдал за ним с легкой усмешкой.
Наверное, впервые в жизни терпению Джимми Шрюина пришел конец; не сказав ни слова, он пошел к пролетке.
— Уведите ее, — сказал Дженниг.
Сидя в пролетке рядом с Пульхером, Джимми смотрел, как лошадь уводили в стойло.
— Когда я получу деньги по вашему чеку, можете прислать за ней, сказал тренер и, круто повернувшись, пошел к дому, а вслед понеслось напутствие Пульхера:
— Черт тебя побери, наглец! А ну давай, куцехвостая, отряхнем здешний прах с копыт!
И пролетка снова покатила вдоль полей. Солнце садилось, стало прохладнее, зелень хлебных колосьев и полевой горчицы, казалось, сверкала еще ярче.
— Вот скотина! Клянусь богом, Джимми, я бы съездил ему по роже. Но ты приобрел неплохую лошадку. Она породистая, сын мой, и я знаю тренера, который как раз для нее подойдет, — Полман, уж он-то не задирает носа.
Джимми пососал свою сигару.
— Конечно, мне до тебя далеко, Джордж, это так. Мне смолоду пришлось заняться этим глупым делом, так что я не бог весть какая важная птица. Но я завтра же пошлю ему… чек. Надеюсь, у меня есть своя гордость.
Эта мысль пришла ему в голову первый раз в жизни.