Джонатан Стрендж и мистер Норрелл
Шрифт:
С большим трудом мистеру Норреллу удалось убедить лорда Хоксбери и герцога Девонширского в том, что устройство школы сопряжено со слишком большими затратами времени и средств, да и столько одаренных молодых людей сыскать вряд ли удастся. Собеседники с неохотой согласились, и мистер Норрелл смог перевести разговор на более насущную проблему истребления чародеев уже существующих.
Уличные маги давно вызывали у мистера Норрелла стойкое раздражение. Еще пребывая в безвестности, мистер Норрелл писал петиции членам правительства и прочим выдающимся джентльменам, требуя изгнать бродячих чародеев. Разумеется, став знаменитым, он удвоил и даже утроил усилия. Мистер Норрелл считал, что магия должна регулироваться правительством, а каждый волшебник обязан получить лицензию (хотя
Как сказал лорд Хоксбери сэру Уолтеру: «Нам бы не хотелось обижать столь заслуженного человека, но создавать новый Совет со всякими тайными советниками, секретарями да еще бог знает кем в разгар тяжелой и затяжной войны!.. Да и зачем? Выслушивать речи мистера Норрелла и бесконечно восхвалять его? Решительно невозможно! Дорогой сэр Уолтер, умоляю, убедите мистера Норрелла обратить свой ум к более насущным задачам».
Посему, когда сэр Уолтер и мистер Норрелл встретились в Доме на Ганновер-сквер, сэр Уолтер заявил следующее:
— Никто не сомневается, что вы стремитесь к самым похвальным целям, но создание Совета — не лучший способ их осуществить. Внутри Лондонского Сити — а как я понимаю, это главный источник вашего беспокойства — решения Совета не будут иметь никакой силы. Вот что мы сделаем: завтра же отправимся в Мэншн-хаус [27+] и поговорим с лордом-мэром и парочкой олдерменов. Уверен, мы найдем там сторонников.
— Ах, сэр Уолтер! — вскричал мистер Норрелл. — Проблема не ограничивается пределами Лондона! Я занимаюсь ею еще с тех пор, как жил в Йоркшире… — (Он покопался в стопке бумаг на маленьком столике и вынул оттуда листок) — Вот двенадцать уличных чародеев в Норидже, два — в Ярмуте, два — в Глостере, шесть — в Уинчестере и сорок два — в Пензансе! И это еще не все! Недавно грязная попрошайка из их числа заявилась ко мне в дом и потребовала, чтобы я выдал ей бумагу — удостоверение ее способностей, не иначе, — что она может творить магию! Я был изумлен, как никогда в жизни! Я сказал ей: «Женщина…»
27+
Мэншн-Хаус — официальная резиденция лорд-мэра лондонского Сити.
— Что до прочих мест, о которых вы упомянули, — поспешно перебил сэр Уолтер, — уж если Лондон избавится от этой заразы, то и в других городах с ней скоро покончат.
Вскоре мистер Норрелл убедился в правоте сэра Уолтера. Лорд-мэр и его олдермены изъявили радостную готовность поучаствовать в возрождении английской магии. Им удалось убедить суд городского совета учредить Комитет магических актов, который и постановил, что в границах города Лондона только мистеру Норреллу дозволено творить магию, а прочие, осмелившиеся «открыть лавку, установить балаган, либо каким-либо другим способом досаждать жителям Лондона предложениями магических услуг», будут незамедлительно выдворены из города.
Уличные чародеи собрали свои палатки, уложили потрепанный скарб и потащились вон из города. Некоторые, уходя, сыпали проклятиями, однако большинство отнеслось к превратностям судьбы с философским спокойствием. Они решили, что раз уж им не позволяют заниматься магией, то придется податься в воры и нищие, а поскольку они и в прежние годы клянчили или подворовывали, то разница не очень и велика.
Впрочем, один остался. Винкулюс, чародей с Треднидл-стрит, по-прежнему сидел в своей палатке, предсказывал несчастья и помогал брошенным любовницам и обиженным подмастерьям чинить мелкую месть. Разумеется, мистер Норрелл часто обращался в Комитет магических актов, сетуя на подобное состояние дел, ибо из всех уличных магов мистер Норрелл особенно ненавидел Винкулюса. Комитет посылал бидлов и констеблей, чтобы запугать Винкулюса, однако тот не обращал на служителей закона никакого внимания. Винкулюс был так популярен
Одним пасмурным февральским днем замерзший до полусмерти Винкулюс сидел в своей палатке у церкви святого Христофора на Бирже. Если читателям в детстве доводилось видеть палатку уличного мага, они согласятся, что сооружение это весьма походит на кукольный театр Панча и Джуди или ярмарочный балаган. Строится оно из досок и ткани. Желтая занавеска, обрамленная снизу жирной полосой грязи, служила дверью и одновременно извещала желающих о том, чем торгуют в здешнем балагане.
Впрочем, сегодня у Винкулюса посетителей не было. Улицы опустели. Серый туман, отдававший дымом и дегтем, накрыл город. Лавочники подбрасывали уголь в очаги и жгли лампы в тщетной надежде хоть немного рассеять серость и мглу, но сегодня их эркеры не бросали на улицы приветные отблески; свет не пробивался сквозь смог. Никто не шел в лавки потратить деньги, лавочники в длинных белых фартуках и пудреных париках лениво перебрасывались словами или грелись у очагов. В такой день счастливцы, у которых не было дел вне дома, с радостью оставались в тепле, а те, кому приходилось выходить, стремились поскорее вернуться к домашнему очагу.
Винкулюс мрачно сидел за желтой занавеской и перебирал в уме трактирщиков, которые согласятся налить в долг пару стаканов глинтвейна. Он почти уже определился, с кого начнет, когда услыхал, что долгожданный посетитель за занавеской топает ногами и дует на пальцы, чтобы согреться. Винкулюс отдернул занавеску и вышел наружу.
— Ты — чародей?
Винкулюс опасливо кивнул — уж больно посетитель походил на судебного пристава.
— Превосходно. У меня к тебе дело.
— Первая консультация — два шиллинга.
Человек опустил руку в карман, достал кошелек и положил два шиллинга в ладонь Винкулюса. Затем принялся излагать историю, которая привела его к уличному чародею.
Незнакомец изъяснялся ясно и четко: он твердо знал, чего хочет. Однако чем дальше он рассказывал, тем меньше Винкулюс ему верил. Незнакомец поведал, что прибыл из Виндзора. Что ж, возможно. Правда, выговор у него был северный, однако многие северяне отправляются на юг в поисках лучшей доли. Незнакомец также сообщил, что у него успешное шляпное дело, а вот это уже вызывало серьезные сомнения — на галантерейщика он точно не походил. Винкулюс мало что знал о галантерейщиках, но в одном не сомневался: они всегда одевались лучше прочих. Незнакомец же был облачен в латаный-перелатанный сюртук, рубашка, пусть чистая нехорошего полотна, вышла из моды лет двадцать назад. Винкулюс понятия не имел о всяких галантерейных мелочах, но любой шляпник должен был знать о них не понаслышке. Этот человек не знал — он называл их просто финтифлюшками.
Подморозило, и земля превратилась в корку из льда и замерзшей грязи. Винкулюс, делавший пометки в маленькой засаленной книжечке, поскользнулся и упал на сомнительного шляпника. Предательский лед не давал ему встать, заставляя перебирать ногами и хвататься за незнакомца, словно за перила лестницы. Подозрительный шляпник был явно недоволен, что в лицо ему дышат парами эля вперемешку с капустным духом, а костлявые пальцы хватают его за одежду, однако вслух ничего не сказал.
— Извините, — пробормотал Винкулюс, с трудом поднимаясь на ноги.
— Ладно, — вежливо отвечал подозрительный шляпник, стряхивая с сюртука черствые крошки, жирные ошметки, грязь и прочие следы, оставленные Винкулюсом.
Последний тем временем приводил в порядок свои растрепавшиеся от внезапного падения лохмотья.
Подозрительный шляпник продолжил рассказ:
— Так вот, дело мое процветает, шляпки славятся по всему Виндзору: недели не проходит, чтобы какая-нибудь из принцесс не заказала у меня новую шляпку или финтифлюшку. Я повесил над дверью золоченый королевский герб — пусть видят, что я официальный поставщик двора. Труд шляпника тяжел: просиживать ночи за шитьем, пересчитывать выручку и прочее. Моя жизнь могла бы стать не в пример легче, если бы одна из принцесс влюбилась и вышла за меня замуж. У тебя есть такое заклинание, маг?