Джонни, будь паинькой
Шрифт:
— Устал? — спрашиваю я, когда Джонни громко зевает. Он кивает и снова зевает, затем с шумом двигает свой стул по каменному полу и встает. Я делаю то же самое, но с большей осторожностью, чтобы не произвести звук, раздающийся, когда мел царапает классную доску.
Я бросаю взгляд на часы.
— Ой, с Новым годом! — восклицаю я. — Уже полпервого. Мы пропустили бой часов!
— С Новым годом, Мегера.
Джонни притягивает меня к себе и обнимает. Он такой теплый, что мне не хочется его отпускать. Он разжимает объятия и, чуть отстранив
— Ты ведь понимаешь, что нам теперь придется съездить в город за новым пазлом?
— Завтра, — говорю я. Мне хочется снова начать доверять Джонни, но я боюсь. Я не хочу опять его потерять. Во всех смыслах этого слова.
Глава 24
— Нельзя выходить из дома в таком виде! — хохочу я. — Это маленький городок. Люди, которые тебя не узнают, сочтут тебя чокнутым.
На Джонни кожаные штаны и серебристая рубашка, на глазах — неизменные черные очки.
— Да ладно тебе, стилист, и что ты предлагаешь?
Поднимаюсь по лестнице и захожу в его комнату. Я сама разбирала его вещи на второй день нашего пребывания здесь, поэтому открываю пару ящиков комода и роюсь в одежде. Где-то там должна лежать толстовка, и я готова поклясться, что брала для него темно-синие джинсы. Нахожу их и вдобавок беру футболку, которая пахнет дымом.
Джонни возникает на пороге как раз в ту секунду, когда я собираюсь поднести футболку к носу и вдохнуть его аромат. Как неловко было бы, застань он меня нюхающей его одежду!
— Так, а вот и шмотки. — Быстро встаю и протягиваю ему охапку вещей. Джонни начинает расстегивать рубашку. Он стоит между мной и дверью, поэтому я навожу порядок в ящике. Оглядываюсь, когда он натягивает футболку, и успеваю заметить обнаженный торс. Эх.
Достаю ключи от машины из пакетика конфет под кое-чей комментарий: «Умно, Мегера, очень умно», и мы идем на улицу.
Сегодня Новый год, и жизнь в городке бьет ключом. Мы гуляем по мощенным брусчаткой улочкам и разглядываем витрины магазинов.
— Хочешь куртку из овчины на Рождество? — спрашивает Джонни.
— Нет, спасибо, — смеюсь я.
— Коврик из овчины?
— Благодарю, обойдусь.
— Овечку из овчины?
Хихикаю.
— Хочешь овечку, да? — ухмыляется Джонни.
— Вроде того, ага.
Он заходит в магазин.
— Нет, Джонни, я пошутила! — кричу я ему вслед.
— Овечка или ничего, Мегера, — отзывается он.
Быстро оглядываюсь — убедиться, что никто не слышал, как я назвала его по имени. Мы стараемся блюсти анонимность. Я уговорила его снять очки, но взамен он надел шляпу, чтобы спрятать волосы. Примерно неделю назад Джонни перестал бриться и уже отрастил приличную щетину, которая, если он продолжит в том же духе, превратится в окладистую бороду. Не то чтобы кто-либо ожидал увидеть Джонни Джефферсона в этом захолустье.
Джонни выходит
— Счастливого Рождества!
— Спасибо, — благодарю я и заглядываю в пакет, в котором лежит игрушечная овца. Хихикаю при мысли о том, что скажет Китти. На прошлое Рождество Род подарил ей машину.
На площади играет духовой оркестр, и мы подходим поближе, чтобы послушать.
— Ты когда-нибудь думал записать духовое сопровождение к своей песне? — интересуюсь я у Джонни.
— Нет. — Он удивленно смотрит на меня.
— Что такое?
Джонни отводит взгляд.
— Слушай, если мне нравится Джессика Симпсон, это вовсе не значит, что у меня не может быть своего мнения, — возмущаюсь я.
— Я же ничего не сказал! — Он тихо смеется, и я хлопаю его по бедру. Джонни обнимает меня одной рукой и стискивает плечи. Стоящая напротив старушка тепло мне улыбается. Посторонним мы, наверное, кажемся влюбленной парочкой. Внезапно мне становится невыносима мысль о предстоящем отъезде.
Вечером мы сидим за столом и собираем очередной пазл. Я поднимаю глаза на Джонни. Иногда при взгляде на него в животе возникает ноющая боль, и сейчас как раз такой случай. В его обществе я редко расслабляюсь.
— О чем думаешь? — спрашивает он чуть погодя. Понимаю, что не свожу с него глаз.
— Да так, ни о чем, — отмахиваюсь я, сосредоточиваясь на пазле.
— Неправда, Мегера.
— Тут так тихо, да? — меняю я тему.
— Ага.
— Ты почти не играл на гитаре, пока мы здесь.
— Я вообще на ней не играл, — поправляет меня Джонни.
— Почему?
— Да как-то не тянет, — пожимает он плечами.
Откидываюсь на спинку и неожиданно для себя выпаливаю:
— Не хочу возвращаться в Лос-Анджелес.
Джонни принимает ту же позу и серьезно смотрит на меня.
Я жду, что он что-то скажет, пошутит, стебанется, но он только молча смотрит мне в глаза. Наконец он встает.
— Схожу покурю, — говорит он, залезая в карман. Накидывает куртку и выходит на крыльцо.
Встаю, охваченная каким-то непонятным волнением. Подхожу к камину и начинаю вырывать страницы из уже прочитанного журнала. Сминаю их в комки и кладу сверху пару полешек.
Вскоре возвращается Джонни, подходит ко мне и докладывает в камин еще одно полено и несколько щепок. Потом достает зажигалку и подносит огонек к бумаге.
— Хочешь кофе? — предлагаю я.
— Конечно.
Вернувшись, вижу, что он смотрит на огонь, прислонившись к дивану. Протягиваю ему кружку. Он молча ее берет и ставит на пол рядом с собой. Я сажусь около него и тоже молча смотрю на пламя.
Джонни прислоняется затылком к дивану и поворачивает голову ко мне. Я тону в его глазах, а в животе оживает рой бабочек, который приглушает боль.
Глядя на мои губы, Джонни поднимает руку и проводит пальцами по моей щеке. Потом медленно наклоняется ко мне, и мы сливаемся в долгом поцелуе.