Джордано Бруно и генезис классической науки
Шрифт:
Салюцци не отступает - говорил ли, что образ жизни монахов не согласуется с образом жизни апостолов? Бруно решительно отрицает. Возмущенный и расстроенный, он "поднимал руки и очень удивлялся, как могут задавать ему такие и подобные вопросы" 15.
Но допрос продолжается, и его не прервут, пока не будут исчерпаны все обвинения, представленные трибуналу Мочениго, и Бруно не будет доведен до еще большего отчаяния. Его обвиняют в проповеди преобразования всех религий, в особенности католической. Он категорически отрицает. Салюцци спешит нанести новый удар, черпая обвинение из того же доноса Мочениго, утверждал ли Бруно, что Христос и апостолы совершали
"Что это значит? Кто это выдумал подобную дьявольщину? Я не говорил ничего подобного. У меня и в воображении не было ничего подобного. О боже, что это такое? Лучше умереть, чем подвергаться подобным обвинениям".
Салюцци не знает пощады. Он повторяет слова, якобы высказанные Бруно (в разговоре с Мочениго) : "Посмотрим, далеко ли вы уйдете с этой вашей верой; ждите страшного суда и тогда увидите награду за свои добродетели". Следует новое восклицание потрясенного Бруно:
"Я никогда не говорил ничего подобного! Господи! Посмотрите мои книги! И хотя я нечестив, вы можете увидеть, что я не высказывал и не думал ничего подобного. Из моих книг можно видеть, что у меня не было подобного мнения" 16.
В заключение допроса Салюцци разражается длинной тирадой, в которой повторяет и подтверждает все высказанные в течение четырех допросов обвинения.
Измученному Бруно заявлено, что его оправдания не приняты, что его собственное частичное признание только подтверждает остальные обвинения. Ему угрожают карой, применяемой к нераскаянным еретикам, т. е. пытками и костром.
{83} Салюцци не рассчитывает на немедленное покаяние, он предупреждает и грозит, он знает, что ночь в мрачном каземате не принесет облегчения, не восстановит сломленного духа узника.
Но дух Бруно вовсе не сломлен. Он подавлен происшедшим, его ужасает обстановка, но он не может отречься. Он будет всеми силами стараться доказать, что его убеждения не противоречат церковным установлениям, не содержат ереси, но не откажется от них. Он готов на тактический ход, на признание очевидных, но второстепенных проступков. Он будет стараться сгладить острые углы, скрыть истинный смысл суждений, уйти от противоречий с католическими догмами. Но каяться он не будет.
Поздно ночью закончился этот продолжавшийся весь день допрос и Бруно увели в каземат для "увещевания души".
Салюцци не делал передышки. На следующий день, утром 3 июня, трибунал собрался вновь; Бруно был зачитан протокол вчерашнего допроса и был задан вопрос, обдуманы ли им предыдущие допросы и намерен ли он отвечать правдиво на эти вопросы, если признает себя виновным в том, что выяснилось на этих допросах.
Не добившись признания в ереси, Салюцци начинает атаку в новом направлении - не восхвалял ли Бруно еретических государей? Бруно помнит, что в книге "О причине, начале и едином", которая, возможно, известна Салюцци, сказано о королеве Елизавете, отлученной и проклятой папой еще в 1588 г., что "божественная Елизавета одарена, возвеличена и благословлена небесами и пользуется их защитой и поддержкой". Поэтому он отвечает, что восхвалял многих еретиков, и в том числе еретических государей, не за то, что они еретики, а за их добродетели. Эпитет "божественная" был применен им к английской королеве не в качестве религиозного атрибута, а по существующему в Англии обычаю обращения к государю. Бруно сознается, что впал
Тогда Салюцци называет имя Генриха Наваррского, так как в своем третьем доносе Мочениго писал, что Бруно ожидает великих деяний от короля Наваррского и намерен поторопить его явить свету свои замыслы.
{84} Бруно отвечает, что не считает Генриха еретиком, "он живет еретически лишь из желания царствовать" 17.
Исчерпав материалы доноса, Салюцци вдруг задает неожиданный вопрос собирался ли Бруно стать военачальником и захватить чужие богатства. Бруно отвечает, что никогда не имел намерения заняться чем-либо иным, кроме научной деятельности и занятий философией.
Допрос как будто подходит к концу; Салюцци задает вопрос, имеет ли Бруно что-либо сообщить, добавить или убавить в дополнение к предшествующим показаниям. Бруно не видит в этом необходимости.
Но это, оказывается, еще не заключительная фаза. Следуют дальнейший вопрос Салюцци и ответ Бруно:
"Ему сказано:-Продолжаете ли держаться заблуждений и ересей, в которые впали и сознались в этом, или отрекаетесь от них?
Ответил: - Проклинаю и осуждаю все заблуждения, в которые впал до настоящего дня, относящиеся к католическому образу жизни и священническому сану, какие только мне известны, и все ереси, которых придерживался, и все сомнения, какие только имелись у меня относительно католической веры и всех предметов, установленных святой церковью. Раскаиваюсь, что думал, делал и говорил, сомневался или веровал в то, что не является католическим. Умоляю святой трибунал, да будет ему угодно, снисходя к моей слабости, принять меня в лоно святой церкви, даровать необходимое излечение для моего здравия, а также проявить свое милосердие" 18.
И вопрос, и ответ вызывают некоторое сомнение 19.
Вопрос поставлен так - отрекается ли подследственный от ересей, в которых сознался? Но Бруно сознался в очень немногом, поэтому, имея в виду только это малое, он мог подвергнуть его проклятию или осуждению, рассчитывая, что все остальные обвинения при этом остаются неподтвержденными. Но такая недоговоренность оказалась бы достаточно прозрачной для обеих сторон и вряд ли могла быть оставлена незамеченной. С другой стороны, ответ Бруно - это обычная формула отречения и признания вины, не исключавшая ни одного обвинения; странно, что Бруно мог произнести ее, не подчеркнув ограниченности толкования, которое он ей придает.
Так или иначе, протокол на этом не заканчивается, {85} допрос продолжается. Теперь он направлен на выяснение возможности представить Бруно человеком, уже подвергавшимся суду инквизиции. Это чрезвычайно важно, так как укрепляет возможность передачи дела Бруно папскому суду. Салюцци задает вопрос, привлекался ли Бруно когда-либо к суду инквизиции, в какой стране, по каким обвинениям, чем заканчивались судебные процессы, отрекался ли ранее от каких-либо ересей? Бруно повторил то, что уже известно из первого допроса.
В течение трех дней Бруно измучили непрерывными допросами. Затем его оставили в темнице в забвенье, в неизвестности в течение почти двух месяцев. 30 июля 1592 г. трибунал вновь собрался, чтобы в последний раз допросить Бруно. Присутствовали все главные лица - нунций, патриарх, инквизитор. Это была последняя попытка принудить Бруно к признанию основных обвинений. Ему задали вопрос - находит ли он своевременным сообщить истину, если глубоко продумал, то, в чем сознался в предыдущих допросах. Бруно заявил, что продумал все и ничего добавить не может.