Джубал Сэкетт

Ламур Луис

– Я много говорил с англичанином. В моей деревне.

Англичанин? Так далеко на Западе?

– Где твоя деревня?

– Далеко. – Он показал рукой на север. – Много дней. – Он посмотрел мне прямо в глаза и с большой гордостью произнес: – Я кикапу Кеокотаа.

– Племя воинов, – подтвердил я.

– Тебе известно. – Он был польщен.

– Все ветры приносят вести о храбрости кикапу. В каждом вигваме воин хотел бы иметь скальп кикапу, если бы только мог его добыть.

– Так-так, – самодовольно подтвердил он. – Мы великие воины, путешественники.

– А

кто этот англичанин? И где он теперь?

– Он мертв. Он был храбрый человек и умирал долго.

– Ты убил его?

– Сенека. Он хотел убить нас обоих.

– Но ты убежал?

Кеокотаа пожал плечами:

– Я здесь.

Наш костер почти погас, оставленный без присмотра. Я подбросил в него несколько веток, индеец тоже. Он отрезал кусок оленины.

– Мне следовало бы побывать у кикапу, – заметил я. – Ваше племя давно на этой земле.

– Мы приходим, мы уходим. – Он посмотрел на меня. – У тебя есть жена?

– Мне еще рано. Я должен сначала переплыть много рек.

– А моя жена умерла. Она была хорошая женщина. – Он помолчал и добавил: – Самая лучшая.

– Сожалею.

– Не надо. Она жила хорошо, она умерла хорошо.

Мы сидели молча, жуя оленину, которую отрезали от куска.

Потом он спросил:

– Ты пришел из-за горы?

– Да.

– Слышал о Барн-а-басе?

Пораженный, я уставился на него:

– Что ты знаешь о Барнабасе?

– Все говорят о Барн-а-басе. Он великий воин. Великий вождь. – Индеец помолчал и добавил: – Он был великим воином.

– Был?

В тот момент мне показалось, что сердце мое остановилось, а потом снова застучало медленно и тяжело.

– Теперь он мертв. В деревнях поют о нем песни.

Мой отец… мертв? Он был так силен, так неуязвим! Для него не существовало слишком длинных дорог, слишком бурных рек, слишком высоких гор!

– Он умер как подобает воину, убив тех, кто напал на него. Умер и тот, кто шел рядом с ним.

– Только один погиб вместе с ним? Молодой?

– Такой же, как Барн-а-бас. Старше. – Индеец испытующе посмотрел на меня: – Ты знаешь Барн-а-баса?

– Это мой отец.

– А!..

Наступило долгое молчание. Я вспомнил отца, и горе сдавило мою грудь, сжало горло. Уставившись в землю, я представлял наши редкие споры, резкие слова, которые я произносил. Каким же я был глупцом! Он – лучший из отцов! А легко ли быть отцом сильных сыновей, воспитанных в чужой стране, мужающих, самоутверждающихся, любящих своего отца, но при этом стремящихся освободиться от его влияния, ищущих его недостатки, промахи, для того чтобы легче расстаться с ним. Так заведено со времен сотворения мира.

Приходит время, и молодые жаждут обрести самостоятельность.

Я знал, что он умрет, и почти наверняка знал, каким образом, но не думал, что это случится так скоро.

Сидя в молчании у костра рядом с незнакомым индейцем в качестве единственного компаньона, я думал о Барнабасе Сэкетте, великом повороте в его жизни, когда он пересек океан и обосновался на дикой, неизведанной земле,

затем вернулся за нашей матерью.

Наша мать… Чувствовала ли она, что отец скоро уйдет из жизни? Она вернулась домой, в Англию, чтобы воспитывать нашу сестру Ноэллу в менее суровых условиях. С ней отправился и Брайан. Мы верили и надеялись, что она приняла мудрое решение.

А что же станут теперь делать Кин Ринг и Янс? Кин Ринг, мой сильный, серьезный старший брат, родился на шкуре бизона в самом пекле битвы с индейцами. Старый друг моего отца, Джереми Ринг, стоял над моей матерью, которая рожала, и отражал атаки врагов.

А Янс? Дикий, неуправляемый Янс, сильный как медведь, мгновенно приходящий в ярость и также быстро отходящий. Увижу ли я их еще?

Где-то в глубине души зловеще прозвучало: нет… я не сомневаюсь, что больше не увижу их, так же, как и мы с отцом ведали, что смерть его близка, потому что в нас текла кровь Нилы, знаменитой прорицательницы.

Мои братья нашли свою страну, я – нет. Их страна находилась в горах позади меня, моя – впереди, на западе.

Кеокотаа посмотрел на меня сквозь огонь костра:

– Ты – сын Барн-а-баса. Я – кикапу. Мы пойдем вместе.

Так оно и случилось.

Глава 3

Высокие деревья стояли голые и черные, но на их ветвях уже появилась легкая, нежная весенняя зелень. Почки вот-вот готовы были распуститься. Я пошел к реке напиться и спугнул крупного окуня, фунтов на двадцать по крайней мере. Он уплыл, потревоженный моим присутствием. Ниже по течению олень поднял голову от воды, и прозрачные капли упали с его морды. Он равнодушно взглянул на меня и удалился, очевидно ничуть не обеспокоенный нашей встречей.

С наступлением утра дым от костра смешался с поднимавшимся от земли туманом, и мы не слышали никаких звуков, кроме слабого потрескивания огня и тихого шипения влажных веток. Какое-то движение в зарослях дикого клевера заставило нас обернуться. Что-то огромное, темное, устрашающее двинулось к нам по луговой траве, медленно проявляясь из тумана.

Чудовище остановилось, почуяв запах костра, и уставилось на нас. Теперь и мы разглядели, что перед нами стоит крупный рогатый бизон. Его голову, грудь и загривок покрывала густая шерсть, на которой сверкали капли утренней росы. Вокруг него клубился туман, и он изучал нас маленькими черными глазками, почти скрытыми шерстью.

Бизон находился всего ярдах в пятнадцати, за ним виднелись другие.

Так и не поняв, что мы из себя представляем, бык опустил голову и стал рыть копытом землю.

– Мясо, – указал Кеокотаа, – много мяса.

Я достал пистолет, прицелился в точку на груди бизона около его левой передней ноги и нажал на спуск. Пистолет подпрыгнул от выстрела, я положил его на землю рядом с собой и взял второй, но стрелять пока не стал.

Огромный бизон продолжал стоять, глядя на нас, потом ноги его медленно подкосились, зверь рухнул на колени, затем опрокинулся и вытянулся на земле.