Джулиана, или Ведьминские козни
Шрифт:
— Вот ты где! — радостно сказала спина, обернувшись, и беззастенчиво сгребла ее в охапку. — Варфоломей, я ее нашел! Доброе утро, красавица. Ты почему сбежала и даже записки не оставила?
Да, именно это лицо она и видела ночью, точно. И ведь пил не меньше, чем она, но по нему этого никак не скажешь. Ну, бледноват, но она ж его не знает, может быть, он и на самом деле такой.
— Доброе утро, — пробормотала она. — Извини. Ты спал.
— Разбудила бы, что ли, — он рассматривал ее и улыбался.
— Сын мой, почему ты смотришь на девушку, как будто в первый раз увидел? —
— При свете дня — в первый, — ответил ее кавалер. — В косметике и по пьяни не считается.
— Дочь моя, этот разгильдяй утверждает, что тебя следует посчитать среди едущих в горы, это так?
— Конечно так, — ответил разгильдяй. — Более того, она обещала сделать еще кое-что…
Ах, да, его зовут Карл. Джулиана же говорила.
— Мне уже самой интересно, что я успела наобещать, — пробормотала она.
— В таком случае я подтверждаю твое участие, а вы уже дальше сами разбирайтесь, — сказал отец Варфоломей и отправился наружу, бурча на толпившийся у входа народ.
— Ты правда не помнишь, что именно обещала? — спросил он, убирая с ее лица прядь волос.
— Нет, — пожала плечами она. — Вероятно, могла наобещать что угодно. Будешь ловить меня на слове?
— Буду. С меня еще ни разу в жизни не рисовали портрет, а ты сказала, что легко, — снова просиял улыбкой он.
— Это и вправду легко. Но ведь все едут кататься?
— Конечно, кстати, ты на чем-нибудь катаешься? Если нет — не переживай, научим, не пропадешь!
— Катаюсь. На доске, но… — начала было она, но он подхватил ее на руки и с восторженными воплями закружил по зале.
— Наконец-то! В этой дыре! Нашелся! Хоть один человек, который меня понимает!
— Понимает? — сдавленно просипела она, и он вернул ее на пол.
— Ну да. Все говорят — лыжи, и всё, а я лыжи не люблю, я люблю доску. И я очень рад компании!
— Ну, если так, — улыбнулась она.
— Скажи, ты хоть кофе пила с утра? А то бледная, как из могилы.
— Нет. Я только глотнула у тебя на столе коньяку. И всё.
— Это правильно. Пошли, добудем кофе, — он повел ее к столу, все еще держа за плечи. — И скажи уже наконец, как тебя зовут? Может, я ночью и спрашивал, но абсолютно этого не помню!
20. Каникулы
* 36 *
Быть на каникулах Элоизе неожиданно нравилось. Она сто лет не каталась, и еще дольше не ездила никуда в большой, шумной и очень ей симпатичной компании. Нет, если бы в компании не было Филиппо Верчезы, Маурицио Росси, который спелся с Верчезой и тоже по всякому поводу строил ей глазки, и Джулианы Уильямс, жизнь была бы и вовсе великолепной, но, как известно, чудеса редки, а идеал недостижим. И без того у неё была такая отличная защита, что, кроме как построить глазки, горе-кавалеры больше ни на что и не отваживались. А это можно было пережить. Вежливость и дистанция всех спасут.
С Джулианой было хуже. От бесцеремонной и липкой девушки охрана не спасет, тем более что и пристаёт девушка вовсе не к ней. А Себастьен вежливо скользил по ней взглядом, учтиво улыбался, при случае пододвигал стул и придерживал дверь. Он это
А в остальном время проходило отлично. Днем катались, причем их с Себастьеном опять обозвали сумасшедшими маньяками, потому что никто больше не катался с тех склонов, где нравилось им. Лодовико фыркал, что они себе шеи свернут, кардинал восхищался, а до мнения остальных им дела не было. Карло не говорил ни слова, ему было не до того — он нашел родственную душу в лице Асгерд и они катались на досках где-то отдельно.
Вечерами играли в карты (Элоиза больше не проигрывала), сидели у камина и разглядывали камеи, Лодовико пел для всех желающих, Асгерд рисовала отличные карандашные портреты всех подряд. А в какой-то момент Элоиза церемонно прощалась и уходила, спустя какое-то время уходил Себастьен, они запирали наружные двери в свои комнаты и открывали маленькую дверь в стене, отделявшей одну комнату от другой. Небольшой секрет, о котором знал Себастьен, и не знали остальные. Кроме Лодовико, а тот, естественно, молчал.
И конечно же, скучно им вдвоём не было.
* 37 *
В новогодний вечер собирались посидеть за накрытым столом, поэтому в тот день катались недолго, вернулись рано и принялись приводить себя в праздничный вид. Элоиза долго мыла и сушила волосы, а Себастьен всё это время сидел у неё и наблюдал за процессом, процесс ему очень нравился. Правда, когда с прической было всё решено, она выставила его с предложением тоже уже одеваться, а то есть опасность, что они вообще никуда в этот вечер из комнат не выйдут.
Платье было приготовлено и специально взято с собой, оно было черным, с длинной юбкой и без рукавов. Она не сразу решилась украсить волосы Тем-самым-гребнем, но подумала, что Себастьену будет приятно его на ней увидеть. К нему она надела серьги и браслет с аметистами, а на шею — крупную сложносочиненную серебряную подвеску без камней. Чулки-туфли-немного парфюма-немного помады — и можно спускаться. Раз Себастьен до сих пор за ней не зашёл, то нужно зайти за ним.
Он был у себя, он был почти готов и возился с белым галстуком.
— Элоиза, вы не спасёте меня? Я пытаюсь совместить этот кусок ткани и вашу прекрасную булавку, и пока мне это не удалось, — а потом он рассмотрел её, и она точно могла сказать, в какой момент он увидел аметистовый гребень. — Сердце моё, это самое то, о чем я думал, когда увидел эту штуку. Эти камни у вас совершенно на месте, в ваших волосах они еще прекраснее, чем сами по себе.
Дальше Элоиза искренне пожалела о том, что сначала накрасила губы, а потом пошла к нему. Нужно было поступать ровно наоборот.