Джулия
Шрифт:
— Нет, это вы окажете мне честь, если на минутку присядете за мой столик, — продолжал свою игру Армандо, видя, как нервно дергаются губы его собеседника.
— Как-нибудь в другой раз я с большим удовольствием… — затравленно оглядываясь по сторонам, начал оправдываться Чезена, но Армандо перебил его:
— Никаких отговорок!
Он сделал знак метрдотелю, и тот предупредительно пододвинул помощнику прокурора стул.
— Бывают же такие совпадения, — как заправский актер, говорил между тем Армандо, — перед тем,
Метрдотель налил вино в сверкающий хрустальный бокал.
— Да, такие совпадения иногда случаются, — без всякого энтузиазма подтвердил Чезена.
Ему льстило внимание это важной шишки, он уже готов был поверить в искренность комплиментов, которые расточал в его адрес известный депутат, однако сейчас для него важнее всего была предстоящая встреча с Дианой Браун, поэтому он лихорадочно думал, под каким бы благовидным предлогом ему улизнуть.
— Действительно, какая-то мистика, — увлеченно продолжал говорить Армандо. — Едва я о вас подумал — ведь ваше имя пользуется таким уважением! — как вы, что называется, легки на помине.
— Случайность, — тоскливо бросил помощник прокурора, уже начиная подозревать, что весь этот спектакль разыгран вовсе не случайно.
— Думаете, случайность? — делая вид, будто не замечает нервозности собеседника, продолжал рассуждать Армандо. — Возможно, но только предопределенная свыше. Впрочем, сколько бы мы с вами ни ломали голову, пути Господни неисповедимы.
«Да что ему в конце концов от меня надо?» — ломал голову Амилькаре Чезена. Он так волновался, что, подняв дрожащей рукой бокал, расплескал вино на скатерть.
— Кстати, возьмем случай с Гермесом Корсини, — неожиданно сменил тему Армандо. — Когда средства массовой информации изо дня в день, из месяца в месяц общими усилиями создают определенный образ, то он прочно укореняется в сознании. И надолго. Может быть, даже навсегда.
— Безусловно, — согласился помощник прокурора, не понимая, чей именно образ имеет в виду депутат — хирурга или его, вершителя правосудия. Последняя фраза депутата насторожила его. «С этим типом надо держать ухо востро», — подумал он, стараясь ничем не выдать беспокойства, однако подрагивающие уголки губ выдавали его смятение.
— А это очень обидно, — вдруг, перестав улыбаться, холодно заключил Армандо. — Смотрите, что получается, — гениальный исследователь, блестящий хирург с мировым именем, сделавший на зависть всем головокружительную карьеру, вдруг оказался таким нечистоплотным. — Армандо сделал паузу и посмотрел на свой бокал, в котором золотилось выдержанное вино. — За каких-то два жалких миллиона пошел на одно из самых грязных преступлений. И ведь речь идет не просто о взятке в государственной больнице, речь идет о здоровье и жизни ребенка, ради которого родители готовы на все.
Армандо словно сбросил с себя маску: его голос звучал сердито, даже гневно,
— Однако против него факты, — сказал он.
— Но факты можно подтасовать, чтобы опорочить человека.
— Ну знаете, это не тот случай, — возразил Чезена. — Если бы мы разбирали преступление мафии или каморры, я еще мог бы с вами согласиться, но тут все ясно: Корсини сам себя запачкал, так что ему жаловаться не на кого.
— А если я поклянусь вам своей честью, что Корсини не виновен? Что он жертва интриг, хитро продуманных махинаций? Неужели вы даже мне не поверите?
Помощник прокурора почувствовал, что попал в западню. Он смотрел своими выпученными глазами на парламентария и гадал, какие сюрпризы тот ему приготовил. Он уже не сомневался, что влип в плохую историю, хотя и не знал пока, с какой стороны его подстерегает опасность.
— Как человеку, как частному лицу я готов вам поверить, даже готов с вами согласиться, но как представитель правосудия я обязан основывать свои суждения на фактах. На бесспорных, проверенных фактах.
— На таких, которые дали вам основание арестовать Гермеса Корсини и подвергнуть его унизительному допросу? — с иронией в голосе уточнил Армандо.
— Именно так. За всю свою жизнь я ни разу не арестовал невиновного. Если я давал санкцию на арест, значит, у меня были на то веские основания.
Теперь Чезена наконец понял: депутат намекает, что Корсини слишком важная птица, ему не по зубам. Но правда на его стороне, и он будет отстаивать ее до конца, даже если придется поплатиться за свою принципиальность карьерой. К тому же у него в руках бесспорные доказательства вины этого знаменитого хирурга, чего ему бояться?
Странно, что до сих пор нет Дианы. А если она вообще не придет? Если этот самонадеянный депутат что-то пронюхал про его отношения с младшей сестрой американской фотомодели? Впрочем, даже это не основание для паники. Интимная сторона жизни — это личное дело каждого.
— Я всегда восхищаюсь людьми, которые твердо отстаивают свои принципы, — словно подслушав его мысли, сказал Армандо и сделал небольшой глоток. — Говорят, что правда всегда торжествует, но, к сожалению, это не так.
Скорей бы уж он открыл перед ним свои карты. Помощник прокурора чувствовал, что его нервы напряжены до предела.
— Ваша мать была обречена. Она все равно бы умерла, — вдруг тихо сказал Армандо.
Чезена застыл, пораженный тем, что депутат знает о тайной боли, которая много лет жила в его сердце.
— Ее никто уже не мог спасти, — словно издалека донесся до него голос Дзани. — Поверьте, врачи сделали все, что было в их силах. Ваша ненависть к людям в белых халатах несправедлива. Вы смешиваете два понятия — месть и правосудие.