Джузеппе Бальзамо (Записки врача). Том 1
Шрифт:
Альтотас выслушал Бальзамо, не перебивая и выдавая нетерпение лишь тем, что вертел в пальцах скальпель; когда его ученик завершил свою скорбно-торжественную речь, старик с улыбкой огляделся; его проницательный взгляд, способный, казалось, разгадать любую тайну природы, остановился на дрожавшей в углу комнаты черной собачонке, лежавшей на тощей соломенной подстилке; это была последняя из трех собак, которых Бальзамо приказал принести по просьбе старика для опытов.
– Возьми этого пса, – сказал Альтотас Бальзамо, – и положи
Бальзамо послушно положил собаку на мраморный стол.
Пес, казалось, предчувствовал скорый конец и, ощутив на себе руку исследователя, задрожал, стал вырываться и взвыл, как только коснулся холодного мрамора.
– Раз ты веришь в смерть, стало быть, веришь и в жизнь? – спросил Альтотас.
– Несомненно!
– Вот пес, представляющийся мне вполне живым, а ты что скажешь?
– Конечно, живой, раз он воет, отбивается и боится.
– До чего же отвратительны эти черные собаки! Постарайся в следующий раз раздобыть белых.
– Хорошо.
– Итак, мы говорили, что этот пес – живой. Ну-ка, полай, малыш, – прибавил старик, мрачно расхохотавшись, – полай, чтобы сеньор Ашарат убедился в том, что ты – живой.
Он тронул пальцем какой-то мускул, и собака громко залаяла, вернее, жалобно взвизгнула.
– Прекрасно! Подвинь стеклянный колпак… Вот так! Давай сюда собаку… Ну вот, готово!.. Я, кстати, забыл спросить, в какую смерть ты веришь больше всего.
– Не понимаю, о чем вы говорите, учитель: смерть есть смерть.
– Справедливо! Ты прав, я придерживаюсь такого же мнения! Ну, раз смерть есть смерть, выкачивай воздух.
Бальзамо повернул колесико, и через клапан с пронзительным свистом стал выходить воздух из-под колпака с собакой. Песик сначала забеспокоился, потом стал искать, принюхиваться, поднял голову, задышал шумно и учащенно, наконец свалился от удушья, вздохнул в последний раз и издох.
– Вот пес, издохший от апоплексии, – проговорил Альтотас. – Прекрасная смерть, не причиняющая долгих страданий!
– Да.
– Пес точно умер?
– Конечно!
– Мне кажется, ты в этом не очень убежден, Ашарат?
– Да нет, вполне!
– Ты знаком с моими возможностями, ведь так? Ты полагаешь, что я нашел способ вливания воздуха. Это целая проблема! Она заключается в том, чтобы заставить жизнь циркулировать вместе с воздухом…
– Я ничего не предполагаю. Я думаю, что собака мертва, только и всего.
– Неважно. Для пущей убедительности мы убьем ее дважды. Подними колпак, Ашарат.
Старик приподнял стеклянное приспособление; пес не двинулся; веки его были опущены, сердце остановилось.
– Возьми скальпель и, не трогая гортани, перережь позвоночник.
– Я это сделаю только ради вас.
– А также ради бедняги пса, в случае, если он еще жив, – отвечал Альтотас с упрямой улыбкой, свойственной старикам.
Бальзамо взмахнул острым лезвием, и удар пришелся на позвоночник в двух дюймах
Пес, – вернее, его трупик, – по-прежнему был неподвижен.
– Да, клянусь честью, он и в самом деле был мертв, – заметил Альтотас, – не бьется ни единая жилка, ни один мускул не дрогнет, ни одна клеточка не восстает против этого второго убийства. Он мертв, не правда ли, окончательно мертв?
– Я готов признать это столько раз, сколько вам будет угодно, – с ноткой нетерпения в голосе сказал Бальзамо.
– Сейчас животное недвижимо, холодно. Ничто не может устоять перед смертью, так ты сказал? Ничто не может вернуть жизнь или хотя бы видимость жизни бедному псу?
– Кроме Бога.
– Да, однако Бог не может быть столь непоследовательным! Когда Бог убивает, он имеет для этого основания или извлекает выгоду, коль скоро Он олицетворяет высшую справедливость. Мне говорил об этом один убийца; не помню его имени. И это сильно сказано! Природа заинтересована в смерти.
– Итак, перед нами мертвый пес, и природа заинтересована в его смерти.
Альтотас проницательно взглянул на Бальзамо. Вместо ответа тот поклонился, чувствуя усталость оттого, что так долго слушал вздор старика.
– Что бы ты сказал, – продолжал Альтотас, – если бы пес открыл глаз и посмотрел на тебя?
– Я был бы очень удивлен, учитель, – с улыбкой отвечал Бальзамо.
– Удивлен? Прекрасно!
Он мрачно рассмеялся и подтянул поближе к собаке аппарат из металлических пластинок, переложенных ватными тампонами. Тампоны были частично погружены в кислый раствор, два конца или, иными словами, полюса виднелись по краям сосуда.
– Какой глаз тебе больше нравится, Ашарат? – спросил старик.
– Правый.
Старик приложил разнополюсные концы, между которыми был клочок шелковой ткани, к шейному мускулу собаки.
В то же мгновение собака открыла глаз и пристально посмотрела на Бальзамо. Он в ужасе отпрянул.
– Теперь давай перейдем к морде, ничего не имеешь против?
Охваченный сильнейшим волнением, Бальзамо не ответил.
Альтотас тронул другой мускул: глаз закрылся, зато раскрылась пасть и показались острые белые клыки; красные десны подрагивали, как в жизни.
Бальзамо испугался.
– Невероятно! – воскликнул он.
– Вот как мало значит смерть! – воскликнул торжествующий Альтотас, заметив растерянность своего ученика. – А все потому, что я, ничтожный старик, находящийся на пороге смерти, сумел заставить ее уйти со своего пути.
Вдруг он нервно и пронзительно рассмеялся.
– Будь осторожен, Ашарат! – продолжал он. – Вот лежит мертвый пес, который недавно чуть тебя не укусил, сейчас он на тебя бросится, осторожно!
Пес с перерезанной шеей, разинутой пастью и подрагивающим глазом вдруг поднялся на все четыре лапы и закачался, страшно мотая головой.