Эдельвейсы — не только цветы
Шрифт:
Сзади послышался голос. Вано обернулся: вот черт, да это же фриц.
— Сюша, зольдат…
— Да сиди ты! — отмахнулся Вано. — Без тебя тошно.
Но тот не унимался.
— Ну что — сюша?.. — злился Вано. — Заправился и поболтать хочешь?
— Я, я! — закивал немец. — Хотел больталь…
— Так бы и сказал сразу, — догадался солдат. — А то — сюша, сюша!.. Надумал, значит.
Вано вызвал Егорку, и тот побежал к командиру доложить о просьбе пленного.
Когда Пруидзе привел немца к Черной скале, Головеня уже
Приблизившись к Головене, Пельцер щелкнул каблуками.
«Что с ним сегодня?» — удивился лейтенант.
Немец заговорил, не ожидая вопросов, заговорил длинно, «растекаясь мыслию по древу». Суть его слов была в следующем.
Не сегодня-завтра падет волжская крепость — Сталинград. Падет Кавказ. Через неделю-две немцы будут в Баку и Тифлисе, Саратове и Куйбышеве. А оттуда на Москву!.. Но уже не так, как в сорок первом. Тогда было мало опыта и много ошибок. За минувший год немцы многому научились. Нет, не старый Гудериан поведет танки на Москву, а молодые генералы-нацисты, которые не знают никаких преград!
— Все это мы уже слышали, — перебил пленного Головеня. — Говорите по существу.
Пельцер испытующе взглянул на Головеню:
— Вы можете меня расстрелять. Но не станете этого делать. Вам это не выгодно. Здесь, в горах, особые условия, и несмотря на то, что идет война, можете меня обменять. Обменять на одного из ваших командиров, которые попали в плен к нам. Подумайте об этом. Вам это выгоднее, чем расстрелять меня. Но если вы не поймете этого и все-таки поставите меня к стенке, я, не дрогнув, скажу: — Все на свете бренно! Человеческий род смертен. Все мы умрем, как умерли наши предки. Единственное, что остается жить — это слава подвигов мертвых!
— Скажите ему, Наташа, пусть заткнет свой фонтан и отвечает на мои вопросы, — не выдержал Головеня. — Какие силы идут на перевал?
Не успела девушка перевести фразу, как немец перебил ее. Он и сам давно собирался сказать об этом.
— Сюда идет альпийская дивизия.
— Вы говорите неправду, — возразил Головеня. — Первая альпийская дивизия разбросана по многим направлениям. Один из ее полков потянулся к Эльбрусу.
— Мало дивизии — пойдет корпус. Два пойдет!
— Не бросайтесь корпусами. Это не так просто, как вы думаете!
— Мне не о чем думать, — осклабился немец. — Все и без меня продумано.
Он, видимо, ничего не понял или не хотел понять: его серые, чуть мутноватые глаза по-прежнему смотрели вызывающе, нагло.
Головеня знал: в Черкесске находится 49-й альпийский корпус. О его прибытии на Северный Кавказ еще раньше писали в газетах. В корпусе, как сообщалось, не менее двух дивизий. Но пойдут ли они в горы? А если даже пойдут? Кавказ огромен. В горах столько троп и тропок, что закрыть их все не удастся никакому корпусу. На Санчарский перевал пока что идет батальон. Вот он стоит у Орлиных скал. Вслед за ним, возможно, пойдет еще один, а может два… Что ж, пусть идут!
Немца увели, а лейтенант еще долго сидел под скалой.
Туман почти рассеялся, лишь там, внизу, застилала тропу слабая дымка.
Пруидзе уже подводил немца к яме. Оставалось обогнуть лежавшую на пути глыбу, и — полезай, фриц, в импровизированную тюрьму.
Волоча ноги, немец плелся лениво, видать, не хотелось ему возвращаться в яму. Пруидзе не подгонял, спешить некуда. Остановился, достал из кармана кисет, начал закуривать. И вдруг!.. Нет, он не услышал, а скорее ощутил топот, почувствовал его всем телом. Выронив кисет, Вано бросился вслед за немцем, но, как назло, споткнулся и упал. А когда поднялся — того как не бывало. Ясно, пленный ушел вниз, к главной тропе: минута, две — и он скроется.
Встревоженный, злой, не сбежал, а скатился вниз Пруидзе. Огляделся: где же немец? Будто в воду канул. Кинулся назад на тропу, что вела на кухню. И как он раньше не догадался. Только по ней и мог бежать фашист. И верно — немец был там. Вобрав голову в плечи, размахивая руками, он быстро уходил к пятачку у пропасти. Оттуда прямой путь к своим. Вано вскинул винтовку, но тут же опустил ее — впереди немца Якимович, своего убить можно. Крикнул:
— Держи, фриц уходит!
Но пока Якимович разобрал в чем дело, немец, пробегая мимо, подхватил его винтовку, лежавшую на траве. Защелкал затвором. Тогда Пруидзе приложился и выстрелил. Фашист ответил двумя выстрелами. Стрелял, не целясь, видать, надеялся больше на свои ноги, чем на чужую винтовку. Вано нажал на спуск и опять не попал. А Пельцер уже на главной тропе.
— Не уйдешь, гад! — Пруидзе присел и ударил с колена.
Немец сделал несколько шагов, пошатнулся и, судорожно хватаясь за камни, неуклюже повалился с обрыва.
Когда Вано и Якимович подбежали к этому месту, беглеца уже не было видно, лишь тихо осыпалась потревоженная земля, да топорщился смятый куст полыни.
— У-у, винтовку бросил! — сердился Вано. — Что командиру скажешь?
— Сам фрица упустил, а я виноват, — бурчал Якимович.
— Что фриц! Фриц не ушел, а вот винтовка… Достань ее попробуй!
— Откуда же я знал, что его черт понесет именно здесь, — сетовал минер. — Надо же случиться!.. И ты тоже прошляпил… Обоим теперь достанется.
— Ну и пусть! Ненавижу я их, фашистов. Всех бы туда, в пропасть!
Войдя в пещеру, командир опустился возле раненого Крупенкова, заговорил вполголоса.
— Ну, как рука?
— Все хорошо, товарищ лейтенант.
— Где ж хорошо, если не поднимается?
— Думаю, скоро заживет, — солдат попробовал улыбнуться, но улыбка не получилась.
Лейтенант наклонился к нему, заговорил тише:
— Вы с Зубовым, кажется, дружили…
Солдат растерянно повел глазами: