Эдельвейсы — не только цветы
Шрифт:
Головене показалось — враг сломлен. Зубов обмяк, расслабил мышцы — делайте с ним, что хотите: сопротивление бессмысленно. Лейтенант начал вставать, но в этот миг получил новый удар и упал. Барахтаясь, они покатились к воде. Зубов попытался схватить оброненный нож, но лейтенант перевернул его, и оба свалились в море. Когда Головеня выплыл, Зубов был уже на берегу. Подобрав пилотку, пустился наутек вверх по лестнице.
Тяжело дыша и сжимая кулаки, лейтенант побежал следом, но понял — не угнаться, и только простонал, скрипя зубами.
Наталка
— Добрый день! — громко произнесла девушка, полагая, что там, за перегородкой, «то-то есть.
Никто не откликнулся, не вышел к ней. Оставаться одной было неудобно: шагнула к двери и оказалась лицом к лицу с пожилой женщиной.
— Простите, зашла в дом, а там — никого, — улыбнулась Наталка. — Я от вашего сына…
Та недоумевающе посмотрела на белокурую девушку, пожала плечами:
— У меня нет сына.
— Вы разве не мать Вано?
— Соседка я, — заговорила она с грустью в голосе. — Ни матери, ни сынов, никого в этом доме не осталось. На днях похоронили старую… Как услышала, что Вано убит, — слегла, да так и не встала…
— Вано жив!
— Как — жив? Что ты, милая. Солдат приходил, все, как есть, сам видел… Погиб он.
— Вано ранен. Вот я и пришла…
— Как же так? Где же Вано?
— В госпитале. Скоро выздоровеет.
Женщина вытерла кончиком платка слезы:
— Не дождалась мать сыночка… Он же, солдат, который приходил, все как есть обсказывал. Вано будто на скалу влез, а там немцы. Убили его… А выходит, жив… — И опять о матери: — Видать, судьба у нее такая… Коли б не самолеты да не эта весть, может, еще пожила бы. Фашисты, они и тут покою не дают. Видала дом на углу? Никто не уцелел. Бомба прямо в крышу… Там и Лейла осталась…
В тот же вечер Наталка навестила Сергея. Умышленно не зашла в палату, вызвала его во двор, чтобы поговорить наедине.
— Как же теперь быть? — спрашивала Наталка. — Что же сказать Вано?
Думая о матери Пруидзе, она невольно вспомнила свою мать, умершую в начале войны. Вспомнила отца, брата, о которых давно ничего не слышала, и не смогла удержаться от слез. Сергей обнял ее за плечи.
— Вот что, — сказал он. — Вано чувствует себя неважно. Нельзя ему расстраиваться. Так что о матери — ни слова… Понимаешь?
Наталка кивнула головой.
— Ну вот и хорошо, — и стал приглаживать ее растрепанные волосы.
— Сережа, а солдат, приходивший к матери Вано, — это, наверное, Донцов?
— Да. Они дружили.
Шли дни, а Наталка все не приходила к Вано. А когда, наконец, явилась —
Видя, что Наталка собирается уходить, Вано попросил чаще навещать старуху, и если мать так слаба, что не может добраться к нему, то пусть напишет. Он будет ждать письма.
Девушка закивала головой: да, да, конечно. И отвернулась к стене, чувствуя, что накатываются слезы…
Наталка навестила Вано через несколько дней и не одна, а вместе с Сергеем.
— Вы что-то скрываете от меня, — сказал Пруидзе.
— Пробовали… да разве от тебя скроешь? — улыбнулся лейтенант. — На, читай!..
Вано схватил письмо: так давно ничего не читал от матери! Пробежал первые строки, нахмурился:
— Смеетесь, мать не умеет по-русски.
— Да, правильно, — не зная что сказать, спохватился лейтенант. И уже уверенно добавил: — Соседка передала, она и написала.
Вано снова принялся за чтение: не все ли равно, кто написал, мать больна и письмо составлено с ее слов.
Закончив читать, повеселел: хоть и немного, а все-таки узнал, что и как дома. А мать, конечно, выздоровеет. Должна выздороветь. И вдруг спохватился: как это он не подумал, забыл про деньги? Матери нужны деньги! А здесь они у него лежат без надобности. Вано достал пачку тридцаток:
— Прошу, отнесите.
Наталка растерялась, но, собравшись с мыслями, заговорила о том, что мать ни в чем не нуждается. А главное, у нее, Наталки, завтра не будет свободного времени.
— Ну, послезавтра, — согласился Вано. — После…
Боясь, что может разрыдаться, Наталка поднялась и торопливо вышла.
— Ну-с, поздравляю, — сказал врач, войдя в палату и остановившись возле койки, на которой сидел лейтенант.
Головеня встал.
— Будто и не с чем, Василь Василич.
— Как — не с чем? Во-первых, с выздоровлением: сегодня выписываем. А, во-вторых… — врач лукаво улыбнулся и после паузы сказал: — Нет, нет, так сразу нельзя… Тут, голубчик, дело серьезное и, как говорится, без пол-литра не обойтись. В крайнем случае, без бутылки шампанского!
— Вы же не пьете, Василь Василич.
— Верно, не пью, но тут, извините, такой случай: будь я в гробу — и то поднялся бы, не утерпел. Тут дело такое…
Головеня не понимал, что имел в виду врач, и счел его разговор очередной шуткой. Василь Василич был не лишен чувства юмора, имел добрый нрав и не прочь был перекинуться острым словцом. Шутки его всегда были приятными, светлыми и действовали на больных, как лекарство.