Эдера
Шрифт:
— Вы и впрямь этого хотите? — спросила обескураженно Клаудия.
— Да! Вы молоды, энергичны. А самое главное, благородны и чистосердечны.
— Спасибо вам! Я примусь за работу с большой радостью!
В тот же день Клаудия сказала Францу, что замуж выходить не будет, поскольку у неё такие же «устаревшие взгляды на порядочность», как и, у её отца. Франц пришёл в негодование: стал перечислять всё, что он сделал для семьи де Ренцис, и обвинять Клаудию в неблагодарности.
— Ошибаешься, — спокойно ответила Клаудия. — Вот гонорар за твои услуги. Ты старался всех обмануть и в результате
— Клаудия, ты не можешь так со мною поступить! — взмолился Франц. — Я люблю тебя.
— Не надо, Франц, — остановила его Клаудия. — Тебе не удастся меня разжалобить, потому что теперь я знаю истинную цену твоей любви. Забирай свой чек и уходи, пожалуйста.
— Ты ещё пожалеешь об этом! Таких людей, как я, неразумно делать своими врагами!
Манетти понимал, что, не располагая ни одним прямым доказательством, а только косвенными, он не может еще раз предстать перед Мартой. Она имеет полное право послать его подальше с его умозаключениями, особенно если узнает, кто отец Эдеры. Леона Сатти причинила Эдере столько зла, так почему же Марта должна верить, что Валерио Сатти тут не причем?
Ситуация ещё более осложнилась, когда стало известно о браке Эдеры с Андреа и о завещании Серджио. Ведь Марта может предположить, что всю эту историю Сатти придумали только затем, чтобы сохранить за собою половину состояния, принадлежавшего теперь Эдере. А стоит Эдере вторично выйти замуж — и денежки уплывут! Вот на этот случай хитроумные Сатти и могли подстраховаться, так сказать, кровным родством.
«Эх, если бы найти этот медальон! Только он является неопровержимым доказательством, способным убедить всех».
Манетти попытался расспросить о медальоне Чинцию, но получил такой мощный отпор, что едва унёс ноги. Чинция обозвала его грязной ищейкой и обещала разбить о его голову калькулятор, случайно подвернувшийся ей под руку.
Не представляя, что ещё предпринять, Манетти додумался привезти к монастырю выжившую из ума Катерину: может, старуха узнает ту самую дверь, у которой видела когда-то девочку с медальоном. Однако монахиня сказала ему, что несчастную Катерину они совсем недавно похоронили.
— Какая беда! — на лице Манетти появилось неподдельное выражение горя.
— Вам плохо? — испугалась сестра Филомена. — Вот, выпейте воды… Катерина прожила долгую праведную жизнь и отошла с миром…
— Да, вы правы, — рассеянно произнёс Манетти.
— Душа Катерины ещё витает среди нас, но скоро она успокоится на небесах, — продолжала между тем сестра Филомена. — Завтра мы будем служить молебен по усопшей. Приходите.
— Да, — повторил Манетти и вдруг, словно испугавшись чего-то, взволнованно спросил: — А вы знаете, что имела в виду Катерина, когда говорила об ангеле, будто бы унесшем девочку? Не хотела ли она сказать, что малышка умерла, и душа её вознеслась к ангелам?
— Нет! — засмеялась сестра Филомена.
— Почему вы смеётесь? — растерялся Манетти, не ожидавший от монахини такой реакции.
— Да потому, что вы сейчас разговариваете с ангелом! Для Катерины все монахини были ангелами.
—
Глава 14
Приехав в Милан, Эдера почувствовала себя несколько спокойнее и увереннее. Она подыскала для малыша добрую приветливую няню, и у неё самой появилось больше времени для обустройства магазина. Марта и Чинция, звонившие Эдере каждый день, пришли к выводу, что поездка оказалась для неё благотворной.
И тем неожиданнее для Чинции было внезапное возвращение Эдеры в Рим.
— Что произошло? — встревожилась Чинция. — Почему ты не позвонила? Я бы тебя встретила. Тяжело же с ребёнком на руках.
— Я хотела позвонить. Но потом поняла, что по телефону такие дела решать нельзя.
— Да что всё-таки случилось? Рассказывай быстрее!
— Сейчас уложу Валерио, и мы поговорим, — пообещала Эдера. — А ты пока что приготовь чаю.
— Да, я совсем забыла, ты ведь с дороги!..
— Чинция, мне казалось, между нами не должно быть никаких секретов, — начала Эдера, когда они уютно устроились за столом. — Я люблю тебя, как сестру, и приехала, чтобы понять тебя, а не судить. Почему ты не сказала мне, что Дальма — жена Дарио?!
— Я хотела это сделать, но боялась навредить тебе. Для тебя ведь этот контракт в Милане был своеобразным спасением. Он помог тебе собраться, преодолеть горе. А потом я поняла, что и Дальма догадывается о нашей с тобой дружбе, поэтому велела Дарио молчать, не мешать вам, создавать магазин. Ты знаешь, этот наглец приезжал сюда. Угрожал мне.
— Но кто ему сказал о тебе?
— Сам догадался, когда ты упомянула о подруге по имени Чинция.
— А Дальма нашла у него записку с телефоном нашего здешнего магазина и твоей фамилией. Об остальном тоже не трудно было догадаться. Фабиола сказала ей, что у тебя приболела дочка, и ты сейчас дома. Дальма в отчаянии! Из-за болезни она не может родить ребёнка, а тут такое известие! Я попыталась убедить её, что Дарио — вовсе не отец Эдеры, но, боюсь, Дальма мне не поверила.
— То же самое я сказала и Дарио, — грустно произнесла Чинция, — и он мне тоже не поверил…
— Теперь это уже не имеет значения! — заявила Эдера. — Слава Богу, мы с тобой поняли друг друга, и это главное. В Милан я больше не вернусь! Не хочу иметь ничего общего с таким мерзким человеком.
— А ты знаешь, что именно этого он требовал от меня, когда приезжал сюда? Своим бегством ты бы его очень осчастливила! Мне кажется, тебе, наоборот, надо оставаться там и помочь Дальме стать независимой от Дарио. Она, бедняжка, тоже от него натерпелась.
— Спасибо, Чинция, — Эдера обняла подругу. — Я рада, что ты не держишь зла на Дальму. Она очень хорошая и ни в чём не виновата. Ты права, я не должна оставлять её сейчас, в самом начале.
— Ладно, Эдера, давай поговорим о другом, — Чинция загадочно улыбнулась. — Манфред Дресслер сделал мне предложение.
— Он здесь?
— Да. По-моему, специально для этого и приехал. Говорит, что счастлив будет заполучить меня в жены, а Эдеру — в дочки.
— И что ты ему ответила?
— Обещала подумать!..