Эдичка

Грэй Зоя

– Мама, ты, как всегда, все усложняешь. Мы живем в арабской стране, и в школьную программу входит изучение Корана и арабского языка, но это же расширяет кругозор.

– Да, но почему надо сразу начинать промывать детям мозги? Почему не научить их здороваться или прощаться?

– Ну откуда ты знаешь, чему их учили?

– Эдичка, – обратилась бабушка ко мне, – вас учили здороваться и прощаться по-арабски?

– Да, – сказал я, – «мархаба» – это «привет», а «маасалама» – это «до свидания».

– Вот видишь, не все так страшно, – сказала мама.

– Да,

но учительница арабского, госпожа Хуссейн, очень строгая, даже Ахмед ее боится. Она сказала, что Аллах все время смотрит на нас. А дети, которые балуются и не изучают Коран, попадут прямо в ад.

– Просто отлично! – воскликнула бабушка.

– Ой, мама, ну не надо иронизировать. Все будет нормально.

– Мама, а можно, Ахмед и Берн придут к нам в гости? Они мои новые друзья, – влез в разговор я, решив разрядить обстановку.

– Конечно можно, – сказала мама. – Я договорюсь с их родителями.

Через два дня Ахмед и Берн явились к нам после школы. Берн приехал в нашей машине, а Ахмеда везли на «роллс-ройсе» белого цвета с золотыми ручками и красными сиденьями. Рядом с ним были два телохранителя.

Мы вбежали в дом, а телохранители остались у ворот. На них были темные костюмы и черные очки, сразу было понятно, что они кого-то охраняют.

– Ты знаешь, – сказал я Ахмеду, – если они хотят привлечь к себе внимание, то у них это отлично получается. Всем сразу ясно, что в нашем доме находится кто-то важный.

Ахмед, который в это время ласкал Борьку, выбежал на улицу и крикнул телохранителям что-то гортанное. Они сразу же снялись со своих позиций и прошли на кухню, где принялись болтать с Камиллой и пить кофе.

Берн в это время вежливо беседовал с моей бабушкой. Вскоре Камилла подала обед. Все ели с удовольствием, только телохранители перед тем, как подать еду Ахмеду, попробовали ее сами.

– Как мне все это надоело, мой отец просто помешан, всегда боится, что меня украдут. Ведь я старший сын и наследник. У моего папы еще восемь детей от разных жен, но все девочки, я один мальчик.

– Ну, знаешь, лучше принять необходимые меры предосторожности, чем потом жалеть о чем-то, – дипломатично сказала мама.

После обеда мы играли, наверное, часа три, потом за Берном приехала Барбара, его мама, а Ахмеда увезли домой телохранители.

С тех пор мы часто бывали друг у друга в гостях. Несколько раз мы посещали дворец Ахмеда. Действительно, это был настоящий большой дворец с огромным штатом прислуги. Я познакомился с папой и мамой Ахмеда. Папа его, красивый араб, хоть и был одет, как положено, по-арабски, но дополнительно к длинной белой рубахе носил бежевый плащ с золотой каймой (такие плащи носят исключительно шейхи). Когда мы вошли в просторную комнату, где отец Ахмеда и другие мужчины расположились на низких диванах, на которых было разбросано немыслимое число подушек, он подозвал нас к себе. По комнате сновали слуги и разливали кофе из кофейников, в точности похожих на те, что мы рисовали на уроке.

– Ну, Эдичка, нравится тебе в нашей стране? – спросил папа Ахмеда.

– Очень, – совершенно искренне ответил

я, – я счастлив, что здесь живу, сэр.

Сидящие на диванах арабы одобрительно зашумели. Было сразу видно, что папа Ахмеда здесь главный. Еще он спросил меня, знаю ли я арабский язык, и я продемонстрировал ему свои знания. Все опять одобрительно зашумели и заулыбались.

– Ну, дети, теперь идите обедать, – сказал папа Ахмеда, и мы поняли, что пора оставить их мужскую компанию.

– Ахмед, а что это за собрание? – спросил я. – Парламент?

– Ну ты даешь! – рассмеялся Ахмед. – Это просто дивания, собрание папиных подданных и друзей.

– Дивания? Что это?

– Ты там только что был. У всех арабских мужчин должна быть в доме дивания. Это комната с диванами, в ней обсуждают самые насущные проблемы. Женщин туда не допускают. Дивания собирается в определенный день недели. У папы она бывает по вторникам, а сегодня как раз вторник. Теперь пойдем поздороваемся с мамой. Мама живет на женской половине. Сейчас увидишь, какой там будет цирк, когда они нас увидят.

Мы прошли какими-то длинными коридорами, залами, увешанными картинами, толкнули дверь, пробежали через какой-то огромный зал и оказались в большом внутреннем саду, где на коврах, разложенных на земле, вокруг бассейна с голубой водой расположилось множество женщин. Сад полностью был в тени. Никто не загорал, у арабов больше всего ценилась белая кожа, так сказал мне Ахмед.

В конце бассейна я увидел маленький водопад, и, кроме того, везде в саду били фонтаны. Сад был огорожен высокой стеной, по которой вились растения, усыпанные розовыми цветами. На стенах тоже были фонтаны, похожие на огромные ракушки, из них вниз струилась вода. Я вспомнил, что видел один такой фонтан в Эрмитаже, куда мы с бабушкой ходили на экскурсию, и он назывался фонтан слез. Эрмитажный фонтан был копией настоящего фонтана из гарема крымского хана в Бахчисарае. Несколько маленьких девочек плескались в бассейне.

«Ну да, – подумал я, – здесь же гарем».

При нашем появлении поднялся страшный визг, женщины стали хватать черные покрывала и закрывать ими головы.

– Что они делают? – спросил я Ахмеда.

– Закрывают себя, посторонний мужчина не имеет права их видеть.

– А кто тут мужчина?

– Ты, конечно, я тоже мужчина, но не посторонний.

Женщина, сидевшая на ковре и со всех сторон обложенная шелковыми подушками, махнула нам, чтобы мы подошли. Лицо ее скрывалось под покрывалом, видны были только сказочной красоты глаза, огромные, черные.

«Прямо как в сказке из книги „Тысяча и одна ночь“», – подумал я.

– Как тебя зовут? – спросила женщина. – Я мама Ахмеда и меня зовут ум Ахмед.

– А меня зовут Эдичка, – вежливо ответил я.

– Эдичка – англичанин, – вмешался Ахмед.

– Очень приятно, – сказала ум Ахмед довольно равнодушно. – Ну ладно, идите, не смущайте наших красавиц.

– Кто были все эти женщины? – спросил я у Ахмеда, когда мы вышли из сада.

– Это все папины жены, но мама старшая и любимая.

– Сколько же у него жен?