Эдинбургская темница
Шрифт:
ГЛАВА XLVI
Кабак наполнен до краев
Политиками злыми
И кружек лязг и пьяный рев
Смешались в черном дыме.
И старики и молодежь,
Кто с Библией, кто с песней,
Такой устроили галдеж,
Что кажется, что треснет мир в этот день.
Обильное угощение, заказанное за счет герцога Аргайла, было приготовлено для духовных лиц, принимавших участие в процедуре введения Рубена Батлера в сан, и наиболее уважаемых прихожан. Почти все яства были добыты здесь же, в этом краю, ибо то, что требовалось для «полного обеда на всех», находилось всегда в распоряжении Дункана Нока. Пастбища на склонах поставляли говядину и баранину; реки,
Была провозглашена здравица в честь герцога, и сам Дэвид Динс, присоединившись к восторженным возгласам, встретившим этот тост, выкрикнул, возможно, первое «ура» в своей жизни. Да что там! Он был так взволнован всеми этими знаменательными событиями и так милостиво настроен, что не выразил никакого протеста, когда трое волынщиков заиграли «Кэмбелы идут». Тост за здоровье почтенного пастора Ноктарлити был встречен с не меньшим энтузиазмом, и раздался взрыв хохота, когда один из его собратьев по профессии с лукавой усмешкой добавил:
– Пожелаем нашему собрату хорошую жену, чтобы в доме его всегда царил порядок.
При этом пожелании Дэвид Динс разразился первой шуткой в своей жизни; очевидно, ему было не так легко разрешиться ею, ибо лицо его совсем искривилось и он без конца запинался, пока наконец не произнес:
– Раз парня обвенчали сегодня с небесной невестой, то просто жестоко грозить ему в тот же день еще и земной. – И он засмеялся хриплым, коротким смехом, а потом вдруг стал сразу молчаливым и серьезным, словно устыдился своего оживления.
Еще после двух тостов Джини, миссис Даттон и те из женщин, которые удостоились чести присутствовать на празднестве, удалились в новое жилище Дэвида в Охингауэре, оставив мужчин за выпивкой.
Празднество продолжалось вовсю. Разговор, которым заправлял главным образом Дункан, не всегда носил строго благопристойный характер, но, к счастью, Дэвид Динс не слышал никаких скандальных высказываний, так как обсуждал в это время со своим соседом по столу бедствия, причиненные Эрширу и Ланаркширу тем, что называли тогда «вторжением горного хозяина». Благоразумный мистер Майклхоус время от времени предупреждал их о том, чтобы они говорили потише, ибо «отец этого Дункана Нока участвовал в нападении и немало поживился за его счет, и, насколько мне известно, дело не обошлось и без самого Дункана».
По мере того как веселье становилось все разгульней и безудержней, более серьезные члены общества начали понемногу расходиться. Дэвид Динс уже успел удалиться, и Батлер с нетерпением ожидал подходящего случая, чтобы последовать его примеру. Однако Нокдандер, желая, как он говорил, проверить, из какого теста сделан новый пастор, не собирался так быстро отпускать его, а держал возле себя, не спуская с него глаз, и с предупредительной навязчивостью наполнял его стакан до краев, как только находил для этого удобный предлог. Наконец уже поздно вечером один из почтенных священнослужителей спросил Арчибалда, когда они увидят герцога в Розните – tom carum caput note 101 , как он это выразил. Дункан Нок, представления которого к этому времени успели уже значительно спутаться и ученость которого не простиралась особенно далеко (чему легко поверить), услышав эти непонятные слова, решил, что говоривший проводит параллель между герцогом и сэром Доналдом Гормом из Слита, и, найдя, что подобное сравнение отвратительно, трижды фыркнул и приготовился впасть в ярость.
Note101
столь
Когда же почтенный священнослужитель попытался разъяснить ему, в чем дело, капитан ответил:
– Я сам, своими ушами слышал слово «Горм». Уж не думаете ли вы, что я не отличаю гэльского от латыни?
– Очевидно, не отличаете, сэр, – холодно ответил оскорбленный пастор и взял понюшку табаку.
Медно-красный нос доблестного Дункана запылал, словно бык Фалариса, и, пока мистер Арчибалд лавировал между спорящими сторонами, а внимание собравшихся было отвлечено этим диспутом, Батлеру удалось выскользнуть.
Придя в Охингауэр, он застал там женщин, с нетерпением ожидавших конца этой веселой пирушки, ибо было условлено, что, хотя Дэвид Динс останется в Охингауэре, а Батлер в этот вечер переедет в пасторат, Джини, для которой не все еще было готово в доме отца, должна вернуться на день или два в Рознит: лодки для переправы были уже готовы. Поэтому они ждали возвращения Нокдандера, но уже наступили сумерки, а он все не показывался. Появившийся Арчибалд, веселость которого, как человека благовоспитанного, не выходила за пределы приличий, настоял на том, чтобы они отправились на остров в его сопровождении: судя по состоянию капитана, тот едва ли сможет выкарабкаться из-за стола, не говоря уже о том, что он является сейчас совсем неподходящей компанией для женщин. «Двуколка» в их распоряжении, прибавил он, и будет очень приятно совершить эту прогулку по воде в наступающих сумерках.
Джини, относившаяся с большим доверием к благоразумному Арчибалду, сейчас же согласилась, но миссис Долли Даттон категорически отказалась ехать в маленькой лодке. Если можно достать большую лодку, тогда она отправится; если нет – она скорее согласится спать на полу, чем сделает хоть один шаг. Спорить с Долли было бесполезно, и положение, по мнению Арчибалда, не было таким сложным, чтобы принуждать ее. Он заметил, что было бы невежливо лишать капитана его «запряженной шестеркой кареты», но, так как она находилась в распоряжении дам, вежливо добавил он, «они позволят себе воспользоваться ею». Кроме того, «двуколка» скорее пригодится капитану, так как она может передвигаться в любое время прилива, и поэтому большая лодка к услугам Долли.
И в сопровождении Батлера они все направились к берегу. Прошло некоторое время, пока им удалось собрать всех гребцов, и еще до того, как они отправились в путь, бледная луна показалась над холмом и отражение ее закачалось на широких и блестящих волнах. Но вечер был так тих и спокоен, что Батлер, прощаясь с Джини, не испытывал никаких опасений за нее, и, что еще более удивительно, миссис Долли тоже не опасалась за свою судьбу. Чистый воздух над прохладными волнами был напоен летними запахами. Едва различимые в лунном свете мысы, заливы и широкая синяя цепь гор являли собой прелестное зрелище, и каждый удар весел по водной поверхности заставлял ее искриться и сверкать тем ослепительным светом, который известен под названием «свечения воды».
Это последнее обстоятельство весьма удивило Джини и немало позабавило ее спутницу; и вскоре они достигли небольшого залива, который простирал свои темные и лесистые рукава далеко в море, словно приветствуя их возвращение.
Место высадки находилось на расстоянии четверти мили от дома, и хотя из-за отлива большая лодка не могла приблизиться достаточно к прибрежным неровным камням, служившим пристанью, Джини, отличавшаяся смелостью и подвижностью, легко спрыгнула на берег; но миссис Долли решительно отказалась подвергнуть себя такому риску, и поэтому мистер Арчибалд приказал направить лодку к более удобной пристани, значительно удаленной от этой. Вслед за этим он приготовился спрыгнуть сам, чтобы проводить Джини до дома. Но так как Джини ясно различала идущую вдоль берега лесную тропинку и хорошо видела освещенную луной белую трубу, поднимавшуюся над лесом, где находился дом, она отклонила это любезное предложение и попросила его отправиться с миссис Долли, так как та находится в чужой стране и поэтому больше нуждается в провожатом, чем она.