Единое королевство
Шрифт:
— Хафидд мертв. Мой отец прикончил его много лет назад. Заколол на поле боя… в Кверистоне, мне кажется.
— Если быть точным, в Хэрроудауне. Хафидд не умер. Да, он подошел к Вратам Смерти, но еще оставался жив, когда битва закончилась. Видите ли, я являлся одним из наблюдателей, которые находились на холме: именно тогда я начал постигать азы военного искусства. Из рыцарей, участвовавших в том сражении, Хафидд считался самым искусным, самым сильным. Впрочем, насколько мне известно, он участвовал во многих битвах и завоевал репутацию умелого воина. Но Реннэ превосходили числом, и почти весь
Однако Хафидц очень изменился. Прежде он отличался высокомерием и заносчивостью. После того сражения стал задумчивым и смиренным, много времени проводил в размышлениях. Не все верили в эту перемену… я к их числу не принадлежал. — Абергейл сжал руку в кулак, словно собирался ударить по ручке кресла, но удержался, разжал пальцы и медленно положил ее на место. — Я ему поверил, поверил в то, что Хафидд сможет стать великим человеком в нашем ордене, возможно, даже возглавит его, когда придет время. Я рассказал ему все, что знал о рыцарях и об их истории, — открыл факты, неизвестные тем, кто не является членом ордена. Однако в конце концов он нас предал и ускользнул, унося с собой знание, на которое не имел права — и которое сделало его опасным. Даже более чем опасным. — Абергейл осторожно потянул к себе плащ, который соскользнул со спинки кресла и упал на сиденье. Он несколько мгновений на него смотрел, а потом перевел взгляд на Торена. — Хафидд вернулся. Теперь он называет себя Эремоном и служит советником у принца Иннесского, который намеревается заключить союз с Мэнвином Уиллсом.
— Мэнвин Уиллс не посмеет! — вскричал Торен. — Мы собираемся вернуть Уиллсам Остров Брани. Он не станет подвергать опасности наше соглашение, заключив договор с принцем Иннесом!
— Полагаю, очень даже станет. Сделка совершается втайне, и Мэнвин Уиллс надеется, что вы узнаете о ней, когда уже будет поздно. Боюсь, он не слишком высокого мнения о вас, ваша светлость. А что касается принца, он полностью находится под влиянием Хафидда, и вам не следует недооценивать силу его ненависти к Реннэ. Должен сказать, что ненависть Хафидда произвела бы впечатление даже на членов вашей семьи, которые в данной области далеко не дети.
Кстати, вам известно значение слова «эремон»? — неожиданно спросил Абергейл. — Нет? Это колючий кустарник, который растет на выжженных пожаром лесных прогалинах. Говорят, его семена лежат в земле сотни лет, пока жар огня не призывает их к жизни… Эремон. Вот какое имя выбрал себе Хафидд. Он заключил союз с вашими врагами, и вам не победить его без помощи Рыцарей Обета. Буду с вами предельно откровенен, ваша светлость… даже при нашей поддержке одолеть его будет не просто.
ГЛАВА 6
Элиз безгранично любила только одного человека в мире и так же сильно ненавидела двоих. Она прекрасно осознавала это несоответствие, но, в конце концов, Элиз принадлежала к семье Уиллсов, а всем известно, что Уиллсы обладают особым даром к ненависти.
Один из тех, кого она ненавидела, вот-вот должен был прибыть, и Элиз взволнованно расхаживала по гостиной, не в силах сидеть и спокойно ждать. На мгновение
Разумеется, она могла приказать конюху привести лошадь и умчаться по мосту прочь отсюда, но к вечеру ее бросятся искать, а к полудню или, самое позднее, к ужину найдут. Таким способом она лишь убедит дядю, что еще слишком молода и импульсивна, чтобы принимать важные решения, — впрочем, он в дополнительных доказательствах и так не нуждался. Побег, хоть и очень соблазнительный выход, Элиз не рассматривался.
— Боюсь, все-таки придется отправиться на турнир в Вестбруке, — печально проговорила она.
Турнир в Вестбруке являлся единственным событием в году, которого Элиз больше всего боялась, потому что именно в это время семейная честь требовала жертв, и хотя ее кузены охотно смирились с горькой необходимостью, Элиз такой покладистостью не отличалась. Естественно, им приходилось рисковать только своими конечностями, ну, в самом крайнем случае — весьма маловероятном — жизнью. От нее же требовалась гораздо более серьезная жертва. По крайней мере так считала она сама.
— Ваше высочество?
В семье было принято обращаться к возможному наследнику с использованием королевского титула. Элиз повернулась и увидела в дверях свою горничную.
— Ваш дядя поднимается.
У Элиз имелось несколько дядюшек, но называть по имени не требовалось только одного — Мэнвина, несмотря на то, что он даже не был старшим из братьев. Эта честь принадлежала отцу Элиз.
— А сказать ему, что я плохо себя чувствую, нельзя?
Горничная ничего не ответила, но Элиз видела, что ей стало не по себе. Одно дело, если Мэнвину солжет Элиз, и совсем другое — служанка. Она не хотела рисковать.
— Пусть войдет, — смирившись с необходимостью, сказала Элиз — к явному облегчению горничной.
Элиз взяла в руки пяльцы, которые забросила много месяцев назад, и склонилась над ними, изображая напряженное внимание. Неожиданно ей стало так противно от собственного притворства, что она отшвырнула вышивание и снова подошла к окну. Пусть знает правду: она совсем не так трудолюбива, как следует быть молодой незамужней женщине. Обожает поэзию, играет на лютне и смотрит в окно — и, да, мечтает.
— Наслаждаетесь пейзажем, ваше высочество?
— Насколько мне известно, такое обращение пристало лишь членам королевской семьи, дядя. — Не оборачиваясь, Элиз знала, что на лице Мэнвина застыла вымученная улыбка.
— До первой реставрации к нашим предкам всегда обращались как к особам королевской крови. Я считаю, что мы обязаны чтить традиции.
— А если никакой реставрации не будет?
— Будет, — заявил Мэнвин. — Я в этом не сомневаюсь. Так было в прошлом и будет сейчас.
Элиз отвернулась от окна, не в силах вести себя настолько грубо, даже с Мэнвином, — не позволяло воспитание. Дядя улыбнулся ей своей отвратительной улыбкой — словно она капризный ребенок, который временами приводит всех в отчаяние, но он все равно ее любит.