Единственная Джун

Левтерова А.

Что бы ни было такое сотрясением мозга, у Джун именно это. И еще сломанная рука.

Ей, наверное, очень страшно.

Между мной и моим лучшим другом повисла тишина. Вина пожирает нас обоих. Я чувствую себя виноватым за то, что оставил Джун в домике на дереве, и виню себя за то, что обвинял в этом Тео. Никто из нас не должен был покидать тот домик на дереве – все мы виноваты. И я знаю, что у нас обоих будут большие проблемы, когда мы вернемся домой. Я вижу это в глазах мистера Бейли. Он не сказал нам ни слова с тех пор, как мы приехали в больницу, а

чем тише он, когда разозлится, тем сильнее будет наказание. Глаза у него покраснели и опухли, а левая бровь все время дергается, когда он постукивает ногами в такт. Миссис Бейли сидит рядом с ним, опустив голову на его плечо, а сама смотрит в пол.

– Ты ненавидишь меня, Брант?

Тео наконец нарушает гнетущую тишину, и я переключаю внимание на него. Прикусив нижнюю губу, я качаю головой:

– Нет. Я не ненавижу тебя.

– Но ты ненавидел, – говорит он. – Я видел это в твоих глазах, когда ты толкнул меня.

Я съеживаюсь на стуле, как будто могу спрятаться от того, что сделал. Гнев, ярость. Это было ужасное чувство, почти как яд, текущий по моим венам, и я задаюсь вопросом, не то же ли чувство испытывал мой отец, когда убил мою маму.

От этой мысли у меня перехватывает дыхание. Желудок скручивается.

Что, если я стану таким же, как он?

Нет!

Я больше никогда не буду так выходить из себя. Я никогда не буду отвечать жестокостью.

Я даю себе молчаливую клятву, пытаясь сдержать слезы.

– Я ненавидел себя, а выместил это на тебе. Этого больше никогда не повторится, Тео.

Он судорожно сглатывает, глядя прямо перед собой.

– Ты был прав, ты знаешь. Это была моя вина. Я был последним, кто выходил из домика на дереве, и я даже не подумал о Джун. – Эмоции охватывают его, и он шмыгает носом, прижимая ладонь к газам. – Я думал о Монике Портер. Эта безмозглая девчонка была жестока с тобой, а я ничего не сделал, чтобы остановить это. Я подвел тебя, и я подвел Джун.

Я не знаю, что сказать, поэтому молчу.

– Я стану лучше, Брант. Обещаю. Лучшим братом, лучшим другом. – Он смотрит на меня, его каре-зеленые глаза сверкают решимостью в искусственном свете. – Я больше никогда не подведу вас, ребята.

На моем лице появляется улыбка, и я киваю. Затем протягиваю ему руку.

– Хорошо, Марио.

Тео выдыхает с облегчением и пожимает мне руку. Другой рукой он придерживает свою красную шляпу:

– Спасибо, Луиджи.

Напряжение рассеивается из окружающего пространства, и в этот момент врач подходит к Бейли, которые сидят напротив нас на жестких, уродливых стульях. Он произносит пять слов, которые заставляют мое сердце радостно забиться.

– С ней все будет хорошо.

С ней все будет хорошо.

Это самые прекрасные слова, которые я когда-либо слышал.

Я люблю их так сильно, что прячу их в свое бешено стучащее сердце, зная, что они останутся там навечно.

Кажется, что прошла целая вечность, прежде чем я смог навестить Джун. Когда нас наконец вызывают в ее палату, я хватаю Агги с пустого стола рядом со мной и иду вниз по коридору.

– Брант!

Когда я вхожу в палату, мои глаза

расширяются. Она подключена к шнурам и мониторам, и от этого вида у меня щемит в груди. Джун еще слишком мала, а уже выглядит такой сломленной. Громоздкий белый гипс украшает ее правую руку, но это не в силах отнять ее лучезарную улыбку. Я тут же улыбаюсь ей в ответ:

– Джунбаг.

Я подбегаю к кровати, ее голубые глазки блестят от слез. Она даже не замечает своих родителей, следующих за Тео. Кроме меня, она никого не замечает.

– Я не хотела упасть. Извини меня.

– Не извиняйся, Джун. Это был несчастный случай. – Я вытаскиваю Агги из-за спины, наблюдая, как ее глаза увлажняются еще больше. Когда я узнал, что у Джун будет гипс, я побежал в ванную и обернул маленькую ручку слоненка туалетной бумагой для сходства. – Агги захотел гипс, как у тебя.

– О, вау! – восклицает она, потянувшись к любимой игрушке здоровой рукой. – Спасибо!

Бейли подбегают к ней, осыпая ее нежными объятиями и поцелуями. Тео тихо плачет в подушку, улегшись рядом с ней, и извиняется за то, что оставил ее совсем одну. Так много слез, так много шепотом произнесенных слов, столько мыслей, полных благодарности. Я наблюдаю за всем из угла комнаты, благодарный за то, что стал частью этой семьи.

Где бы я был, если бы не они?

Когда эмоции отступают, Джун снова тянется ко мне. Я сворачиваюсь калачиком рядом с ней на маленькой койке, вдыхая аромат сирени на ее волосах.

– Спасибо, что привез мне Агги, – бормочет она, прижимаясь ко мне. – Мне было страшно без него.

Я грустно улыбаюсь:

– Я знаю, что тебе было страшно, Джунбаг. У меня был игрушечный слоник, когда я был в твоем возрасте, и он всегда успокаивал меня, когда мне становилось страшно.

– Правда?

– Да, правда.

Она обдумывает услышанное и моргает, глядя в потолок.

– Что с ним случилось?

Я знал, что прозвучит этот вопрос, но сейчас не время открывать ей страшную правду. Не время рассказывать ей о судьбе Бабблза и о том, что он был запятнан кровью моего отца, убившего мать, и в результате выброшен, как мусор.

Может быть, этой истории никогда не будет время.

– Однажды я его потерял, – вместо этого говорю я, мой голос слегка дрожит.

– Ты потерял его навсегда? Не просто на какое-то время?

Я сглатываю ком в горле.

– Я потерял его навсегда.

Закрыв глаза, я стараюсь не думать о своем старом плюшевом «утешении» из детства. Вместо этого я впитываю присутствие Джун: ее теплое дыхание, быстро бьющееся сердце.

– Когда-нибудь я найду его для тебя, Брант, – говорит она, сжимая мне руку. – Я обещаю.

Я понимаю, что это обещание она не в силах выполнить, но все равно улыбаюсь.

– А теперь ты можешь спеть мне песенку про радугу?

Миссис Бейли придвигает свой стул поближе к Джу и проводит ладонью по моей руке.

– Может, мы оба споем ее?

Джун с энтузиазмом кивает:

– Да, пожалуйста. Она моя любимая.

Это и моя любимая, Джунбаг.

Раньше она была моей любимой потому, что напоминала мне о маме.

Теперь она напоминает мне о Джун.