Единственная призрака. По праву рождения
Шрифт:
— Аран! Вот он!
Я указываю на еле видный отпечаток руки на полу в паре метров от нас. Мужская ладонь, как и на всех гербах до этого, только практически стёртая сотнями ног, а, может, и специально сбитая после падения государства древних воинов. Конечно! Отпечаток мог уцелеть только на полу! Быстрее, чем Аран успел что-либо сказать, я достаю небольшой штык-нож, который с недавнего времени ношу с собой, и царапаю свою ладонь.
— Не надо, Мари!
Но я его не слушаю. Присев на корточки, я прикладываю руку к отпечатку ладони. Всё происходит гораздо дольше, чем в подземелье. Я уже думаю, что ошиблась, и это не та ладонь, что в этот раз волшебство
Проход чёрной дырой устремляется под землю. Лестница невероятно крутая, винтом уходящая вниз. Я бросаюсь к одному из лесов, где уже давно заприметила оставленную рабочими керосинку и спички. Аран стоит рядом с проходом, понурив голову. Мне почти жаль его — может, он скрывает свои тайны не от меня, а от себя самого? Но остановиться я уже не могу. Жажда правды толкает меня вперёд.
Спускаться по лестнице трудно, но, к счастью, она недлинная — всего восемнадцать ступеней. Массивная решётка, преграждающая путь к подземному помещению, чуть приоткрыта, словно кто-то уходил отсюда в спешке, позабыв закрыть вход на навесной замок, висевший на заржавевшей дужке. С противным скрипом решётка поддаётся, и я прохожу в небольшую комнату, которую тусклым светом озаряет огонёк керосиновой лампы.
Я оглядываюсь по сторонам. В этой комнатке стоит три стола, заваленные бумагами, за ними — стеллажи, тоже забитые каким-то хламом. С этим я разберусь потом. Сделав шаг вперёд, я отшатываюсь от неожиданно увиденной картины: свет лампы выхватывает из тьмы силуэт высокого мужчины, стоящего прямо передо мной. Я не сразу понимаю, что человек не представляет опасности — напротив входа в подземную комнатку висит огромный портрет в массивной раме. Оборачиваюсь, гляжу на Арана, ища в нем уже привычную для себя поддержку, но он не спешит входить в решётчатую дверь. Хорошо, значит, в этот раз я действительно сама.
От взгляда на лицо, изображённое на картине, моё сердце замирает, хочется с криком выбежать наружу… Но, взяв себя в руки, я глубоко вдыхаю застоявшийся воздух и решаюсь подойти ближе. Дрожащими руками поднимаю над портретом лампу. Я уже знаю, кого я на нём увижу. Мужчина изображён в полный рост. Могучий разворот плеч, гордая осанка, уверенная поза, перебитый, с горбинкой, нос, тёмно-серые, почти чёрные глаза. Точно такие, как я представляла. Точно такие, как мне снились. Я только сейчас понимаю, что до сих пор не была наверняка уверена в их цвете.
— Аран? — зову я, желая услышать хоть какие-то объяснения.
Мой призрачный друг молчит и ближе не подходит, словно превратился там, на входе, в полупрозрачную статую.
Свет лампы помогает рассмотреть детали картины древнего художника. Да, я не ошибаюсь. Несомненно, это он. Я рассматриваю прижизненный портрет моего призрака так долго и внимательно, что у меня начинают слезиться глаза. Сморгнув слёзы, я спешу отвести взгляд. И вдруг в уголке полотна замечаю надпись. Сердце стучит в ушах, а руки дрожат. Я освещаю ровные буквы, написанные клинописью древних воинов.
Несмотря на то что надпись на мёртвом языке, я могу её прочесть. Любой бы в Крепости смог бы это сделать, ведь одно из этих слов много лет является девизом нашего Кадетского корпуса. Надпись гласит: «Аран ХегАш». Дрожащими пальцами я провожу по аккуратно выведенным палочкам и чёрточкам.
— Это не боевой клич… — шепчу я, осознавая невероятное. — Это имя. ХегАш — это ты!
13
Поражённая своей
— Аран?
Я отхожу от портрета, содрогаясь от реалистичности изображения. В человеке на картине каждая черта мне уже знакома: морщинки у глаз, нос с горбинкой, плутоватое выражение лица. За несколько месяцев этот образ стал не просто чем-то привычным для меня, он стал почти родным. Воин-покровитель вошёл в мою жизнь и стал её значимой частью. Но портрет… Он был выполнен при жизни Арана, а живым я его никогда не знала.
Призрак стоит на том же месте и пустым взглядом смотрит вглубь маленькой комнатки. Сейчас мне как никогда хочется, чтобы мой друг был не бестелесной субстанцией, а человеком, состоящим из плоти и крови, живым и тёплым. Толкнуть? Потрясти за плечо? Заставить посмотреть мне в глаза? Что мне сделать, чтобы почувствовать, что он такой же, как на полотне?
— Аран… — я с лампой в руке стою прямо перед ним так близко, что, если бы он не был призраком, я бы непременно его обожгла. — Аран, почему ты не сказал мне?
Он переводит на меня уже осознанный взгляд:
— Что я должен был тебе сказать? — делает шаг ко мне. И хоть знаю, что он не может физически ко мне прикоснуться, я отступаю. — Что я умер, защищая эту Крепость? Что ты хочешь знать? Кто я? Я не обманывал тебя, когда говорил, что всего лишь мёртвый воин!
Я вжимаюсь в холодные и шершавые от ржавчины прутья решётки, а Аран нависает надо мной, почти касаясь моего лица своим. Моя рука, держащая лампу, полностью тонет в призрачном теле, отчего его силуэт наполняется желтоватым светом. Это и красиво и жутковато одновременно. Зачарованная видом светящегося во тьме золотистого привидения, я теряю дар речи. Кажется, только в этот момент я полностью осознаю, что передо мной невозможная по меркам мироздания сущность. Но, с другой стороны, это всё тот же Аран, который может за одну минуту меня рассмешить или разозлить, который учит меня драться и считывать мимику собеседника, которого я полотенцем выгоняю из ванной, чтобы он не подсматривал… Пролетевшие в памяти моменты, проведённые вместе, вытесняют растерянность и робость. Я иду в наступление.
— Всего лишь мёртвый воин?! И с именем обычного воина шли на смерть такие, как ты, триста лет назад?! Имя обычного воина мы до сих пор выкрикиваем в уверенности, что это боевой клич твоего народа? Кто ты, Аран? Король? Кто?!
— Я тот, кто тебя защищает!!! — каждый сантиметр каменной стены, кажется, отзывается эхом на крик.
— Не нужна мне защита того, кому я не могу доверять! — злость оттого, что он даже сейчас не готов раскрыть мне всю правду, закипает во мне, превращаясь в плохо контролируемую ярость и отчаяние. — И ты мне не нужен!!!
Стараясь не уронить лампу, под тяжёлым взглядом Арана я стягиваю с пальца кольцо и запускаю его в самый дальний угол комнатки. Мой оберег, стукнувшись о камень, отлетает в темноту, а я, не в силах больше сдерживать слёзы, мчусь наверх.
Что же я наделала? Он же мой лучший друг! Никогда в жизни у меня не было таких друзей, как Аран. Но разве лучшие друзья так себя ведут? Я кричала его имя на всех парадах и официальных сборищах с самого моего поступления в Кадетский Корпус имени мастера Шедоху. А он молчал. За четыре месяца он не нашёл времени сказать: «Слушай, Мари, ХегАш — это я».