Единственная

Виктор Синтия

— Это ваш родственник, мистер Келлнер? — Она указала на фотографию.

— О нет, Наташа, — он покачал головой, — это Отто Мид, наш основоположник.

— Основоположник? — повторила она недоуменно.

— Да, основоположник нашего Ордена. Мы с миссис Келлнер принадлежим к Храму Господню. Уже двадцать пять лет.

— А… а. — Наташа не знала, что сказать, она никогда не слышала о Храме Господнем.

— Он объединяет очень много людей, малышка. — Тема воодушевила мистера Келлнера. — Собрания членов Ордена — это самое грандиозное зрелище, которое

можно себе представить. У нас строгие законы: запрещается курение, пьянство, танцы и подобная дрянь, но нам нравится такой образ жизни.

«И здесь молоко пригодилось бы», — подумала Наташа и вздрогнула, услышав, как Тони иронически фыркнул.

— Ну, положим, мамочка не умрет, выпив рюмку.

— Наша молодежь строго придерживается правил, — продолжал мистер Келлнер, не обращая внимания на реплику сына. — Мы устремляем наши взгляды к Всевышнему, нас не касается то, о чем сегодня болтает весь этот сброд, — его голос возвысился от гнева, — эти отбросы общества, которые разгуливают по улицам, этот проклятый человеческий мусор.

В испуге Наташа чуть отодвинулась назад и бросила взгляд на Тони. Тот спокойно сидел и равнодушно слушал разглагольствования отца.

— А какой религии твои отец и мать? — Мистер Келлнер подался вперед на стуле. — Наташа Дамирофф — это иностранное имя, не американское, верно?

Наташа вдруг поняла, что умнее будет не говорить этому человеку, что она еврейка хотя и ощутила себя на секунду предательницей.

— Маме понравилось имя Наташа, только и всего.

— Просто понравилось, да?

В комнату вошла мать Тони, и Наташа вздохнула с огромным облегчением, надеясь, что разговор перейдет на что-нибудь другое.

— Пойдемте все к столу, — пригласила миссис Келлнер, вытирая ладони о фартук. — Между прочим, Энтони, не забудь, пожалуйста, помыть руки.

Когда все расселись за небольшим столом и миссис Келлнер внесла еду, Наташа радостно улыбнулась, но когда каждый из них стал молча наполнять свою тарелку, горло ее схватила судорога, а сердце бешено застучало в груди. Она старалась взять себя в руки, но, поняв, что не выдержит больше ни секунды, торопливо извинилась и опрометью кинулась в ванную, где пустила воду, чтобы заглушить звук рвоты.

— С тобой все в порядке, все прекрасно, — шептала Наташа, согнувшись после этого над раковиной и ополаскивая лицо холодной водой. — Все будет отлично.

В комнату она вернулась с сияющей улыбкой, какую только могла изобразить, надеясь, что никто не обратит внимания на ее пылающие щеки. Обед тянулся бесконечно, Наташа кивала и пыталась проявлять интерес к тому немногому, что говорилось, глотая пресную ветчину с картофельным пюре, словно это было самое вкусное из всего, чем ее когда-либо угощали. У нее было ощущение, что она осталась наедине с мистером и миссис Келлнер; Тони, казалось, полностью отсутствовал, лишь временами его полный безразличия взгляд натыкался на Наташу. Девочка чуть не расплакалась от радости, когда к концу десерта из консервированных ананасов он, по-видимому,

вернулся к жизни.

— Нам уже пора, — объявил он, — я обещал Наташиным родителям, что она вернется к девяти-и-и.

— Конечно, — охотно согласилась его мать, поднялась и стала убирать со стола, как будто вечер уже был окончен и забыт. — До свидания, Наташа.

— До свидания, мадам, большое спасибо за вкусный обед.

Миссис Келлнер исчезла на кухне, а отец Тони проводил их до дверей.

— Веди себя прилично, слышишь? — сурово напутствовал он сына, пока они одевались.

Тони кивнул ему и вышел вслед за Наташей. За это время еще похолодало, но после отупляющей атмосферы дома Келлнеров это воспринималось как приятная перемена. Взглянув на Тони, Наташа поразилась произошедшему с ним перевоплощению. Он выглядел счастливым и уверенным в себе, даже казался выше ростом.

— Мои родители — это тихий ужас, верно, дорогая? — С сияющими глазами он игриво улыбнулся ей. — Ладно, теперь постараемся наверстать упущенное.

Он быстро шел по тротуару, а Наташа, не понимая, о чем он толкует, старалась не отставать от него.

— Тони, зачем ты сказал им, что я должна быть дома к девяти? Мои родители этого не говорили.

Тони подмигнул ей. Похоже, в него вселился бес, он совсем не походил на сосредоточенного Тони, к которому она привыкла в эти последние недели.

— У меня есть для тебя сюрприз. Еще пара кварталов.

Они подошли к перекрестку и завернули за угол.

— Вот этот дом, — указал Тони. — Здесь живет мой приятель Курт. Он с родителями уехал на уик-энд в Нью-Йорк, у его отца там какие-то дела.

— Мы пойдем туда? — Наташа почувствовала, как у нее снова сводит живот.

Не отвечая, Тони быстро опередил ее на несколько шагов, вытащил из кармана ключ, открыл входную дверь и широким жестом пригласил войти. Помедлив, она повиновалась, а что ей оставалось делать?

— Тони, ты знаешь, где включается свет? — робко спросила она, стоя в темноте.

Он подошел к ней сзади, обнял, расстегнул три пуговицы ее пуховой куртки и распахнул ее. Наташа едва дышала от волнения, а его руки медленно двинулись от талии вверх и добрались до груди.

— Что ты делаешь? — Это был глупейший из всех вопросов, но она не знала, что еще сказать.

— Этот дом наш. — Голос Тони превратился в завораживающий шепот. — Широкая кровать. Вокруг никого. — Он сделал многозначительную паузу. — Это наша ночь.

У Наташи пересохло во рту.

— Но я не знаю, хорошо ли это. Не знаю…

Тони сделал несколько стремительных шагов и стал перед ней.

— Ты же не любительница таких шуток, Наташа, нет? — Теперь его голос был полон гнева. — Мне бы не хотелось так думать.

— Да что ты, Тони. — Наташа постаралась задобрить его. — Я только сказала…

— А я познакомил тебя с родителями, — печально произнес он, словно она ранила его, и покачал головой. — Ты понимаешь, как много ты для меня значишь? Ты хочешь, чтобы я умолял тебя? Я готов.