Единственная
Шрифт:
Он не ведал, сознает ли она, что делаете ним, подвергая его столь безжалостным испытаниям. Стараясь подавить стон, он гадал, понимает ли она, что творят с ним ее разнузданные, бесстыдные ласки.
Такой утонченной пытки не изобретал ни один палач: стоять неподвижно и вынуждать себя принимать все, что она изобретает, смотреть на ее склоненную голову и светлые локоны, щекотавшие его бедра, и не отвечать. Не сжимать ее. Не требовать большего.
Только принимать. Принимать ласки, о которых он мечтал годами.
Потому, что так захотела она.
Сама эта
– Я больше не выдержу, – пробормотал он едва слышно. Но, судя по тому, как напряглись его бедра, он не лгал. Значит, настало время остановиться. Но пока что она узнала много нового: то, о чем таинственным шепотом говорили приятельницы, оказалось чистой правдой.
Она легко поднялась, сомкнула пальцы вокруг подрагивавшего стержня. Затем встала на колени, оседлав его, и, держась за его плечо, медленно, дюйм за дюймом, стала насаживать себя на его плоть.
И он ей позволил.
Она чувствовала, каких усилий это ему стоило, видела, как сжались его челюсти, наблюдала, как покорно опустились веки, когда его твердость полностью скрылась в ее мягкости. Обняв его, она припала к его губам, так, что сплелись языки, и стала двигаться.
Совсем другой танец.
Совсем не тот, когда он лежал на спине, и хотя она то и дело меняла направления, все же не могла найти нужного угла.
Желание уже цвело в ней; она нуждалась в большем, и скоро.
Отстранившись и прерывисто вздохнув, она снова прижалась к нему, еще теснее… но все было напрасно…
– Это… не совсем так, – призналась она. – Верно?
И скорее почувствовала, чем услышала смешок, похожий на стон.
– Ты видела это в какой-то книге? Она укусила его за ухо. Сильно.
– Ты слишком высока. Есть лучший способ.
– Какой? – промурлыкала она, зализывая укушенное место.
Его руки, до сих пор спокойно лежавшие на ее спине, скользнули вниз, чтобы сжать ее ягодицы. Он приподнялся, встал на колени, чтобы сесть на скрещенные щиколотки, и снова усадил ее на себя. Откинул с ее лба пряди волос и улыбнулся:
– А теперь как?
Опираясь на его плечи, она приподнялась и медленно опустилась. Ее колени и бедра теперь находились под другим углом, и она могла еще глубже вобрать его в себя.
Улыбнувшись в ответ, она поцеловала его, отбросила всякую сдержанность и отдалась безумной потребности любить его, душой и телом, и вместе с ним испытать все радости этой любви. Все, что они смогут разделить.
И он двигался вместе с ней, по-прежнему следуя ее наставлениям, позволяя ей установить ритм и направление, скакать на нем бешено, буйно, необузданно, прямиком к солнцу.
Она достигла солнца и сгорела.
Чарлз позволил огню захватить ее. Поглотить. Испепелить. И откуда-то нашел в себе силы удержаться подальше от манящего пламени.
И ждал. Ждал, пока разрядка не унесет ее с собой.
«Моя очередь».
Он не произнес этих слов, да она и не услышала бы, потому что почти лишилась
Ее обмякшие руки по-прежнему лежали на его плечах. Он осторожно выпрямил ее ноги, а потом, согнув, обхватил ими свою талию. И только потом сжал ее ягодицы, поднимая бедра повыше. И вонзился в нее. Вонзился до основания. Продолжая стискивать ее ягодицы, он стал поднимать и опускать ее. В этой позиции было достаточно самого небольшого усилия, чтобы проникнуть как можно глубже. Она была полностью открыта для него. Полностью принадлежала ему, полностью лишена возможности сопротивляться. Полностью и окончательно в его власти.
Пенни утопала в восхитительных ощущениях. Так глубоко он еще в ней не был!
Не открывая глаз, она охнула. И старалась удержаться в этой необычной позиции, доставлявшей ей столь поразительное наслаждение. Он, казалось, пронзал ее до самого сердца, хотя ритм был не быстрым и не медленным, а мощным и неустанным. Голова ее кружилась. Она попыталась извернуться, двигаться быстрее, чтобы добиться этого восхитительного давления на и без того возбужденный бугорок плоти, но он сжал пальцы, удерживая ее в том же положении, оставляя в подвешенном состоянии, пока она не начала всхлипывать и в отчаянии вцепилась в него.
Только тогда он наполнил ее. Глубоко, жестко, мощно и до конца.
Ее груди, тершиеся о его волосатую грудь, ныли, моля о ласке. Она жаждала прикосновения его губ к ставшим неимоверно чувствительным соскам. Словно почувствовав ее мольбу, он нагнул голову, нашел ее сосок, взял в рот и стал сосать. Молния прострелила ее.
Пенни пронзительно вскрикнула и выгнулась в его руках. Он легко удержал ее, продолжая двигать ее бедрами, врезаться в ее лоно, упиваться ее грудями… пока она не превратилась в пыль. Солнечную пыль.
Несколько долгих моментов она плавала в голубой выси, сознавая только его… его прикосновения, его… поклонение.
Другого слова для этого не было. Даже сейчас он не искал своей разрядки и старался только продлить и усилить ее собственную. Она не знала способов, но чувствовала результаты, ощущала экстаз, вознесший ее прямо в рай.
И хотя не прошло и нескольких минут, казалось, только через много-много лет она спустилась обратно на землю и оказалась в кольце его рук, крепких и надежных. Он по-прежнему оставался жестким и напряженным в ее лоне.
Она шевельнула головой, нашла его ухо, провела по нему губами и прошептала:
– Положи меня. Возьми сейчас.
Он отстранился, чтобы взглянуть в ее глаза. На какой-то момент их взгляды скрестились. Что он там увидел? Чего хотел от нее?
Она ощущала биение его сердца, чувствовала его напряжение, но в его глазах было не только желание.
Но тут он шевельнулся. Поднял ее, уложил на подушки и рассыпал ее волосы золотистым ореолом. И она вдруг задрожала от ужаса образовавшейся в ней пустоты, пустоты, которую он заполнял, когда был в ней. Только тогда она чувствовала себя цельной. Но его взгляд и руки не покидали ее. Когда он развел ее бедра и навис над ней, пустота превратилась в тянущую боль.