Единственная
Шрифт:
— Больше некуда, пить хочется постоянно, вода хоть как-то глушит голод, — пожаловалась я.
— А еды… — Резников тяжело вздохнул и признался. — Я разобрал полностью установку, чтобы выгрести остатки. Есть больше нечего.
— Значит, скоро съедим Тайку, — усмехнулся Хойт.
Я испуганно посмотрела на него — поверила безоговорочно. История человечества знает немало примеров, когда ради выживания и в голод люди поедали себе подобных.
Резников тяжелым взглядом смерил «людоеда» и возразил с нажимом:
— Предлагаю быть людьми. Нас осталось трое. Судно умирает, пищи нет, вода
— Что вы предлагаете? — сипло спросила я, подсознательно уже зная ответ.
— Я активировал нулевой код…
— …программу самоуничтожения, как только на корабле не останется ни одного живого человека? — уточнила я.
— Да.
— Да какая разница, что станет с этой железякой, когда мы все помрем? — раздраженно махнул рукой Хойт.
Я в недоумении посмотрела на пилота. Даже мне, ксенолингвисту, понятно: на корабле слишком много информации, тысячи образцов, взятых на новых планетах. Мои мысли подтвердил Резников:
— Если ты умираешь, это не значит, что мы должны подвергать угрозе свой мир. Наша железяка может дрейфовать в космосе долго, когда от тебя даже костей не останется. И неизвестно, кто найдет корабль и кому достанется ценнейшая информация. Да, с нашим уровнем развития мы не можем найти дорогу домой. Но, вполне вероятно, может найтись кто-то более умный и продвинутый...
— Спасибо, что напомнил… про кости, — неожиданно иронично, как раньше, усмехнулся Хойт.
— Надо прибраться. Везде! — решительно предложила я.
— Попрощаться со всеми, вспомнить в последний раз, — кивнул Резников.
— Подчистить всю базу, чтобы уж точно были чисты как младенцы, — согласился Хойт.
— А потом, — Резников вытащил из кармана три миниатюрных шприц-тюбика с голубоватой жидкостью и горько улыбнулся, — спокойно лечь спать.
Новая задача взбодрила нас, придала жизни, хоть на короткий срок, и тем не менее. Наверное, это бессмысленно, но мы навели порядок в каютах погибших товарищей, словно они скоро вернутся и им будет приятно увидеть голограммы любимых людей, аккуратно сложенные вещи. Уничтожили все образцы, наши многочисленные лаборатории теперь сияли девственной белизной, как в самом начале экспедиции. Системы и базы данных обнулили.
Потом мы посидели втроем в салоне, включив максимально возможное освещение, допили бутылку спирта, оставшегося от Анны, крепко обнялись и, разобрав шприцы, отправились по каютам. Перед смертью каждому из нас хотелось подумать, побыть наедине с собой и, мне кажется, банально набраться смелости, чтобы рука с ядом не дрогнула.
Глава 2
Из забытья меня вырвали чужие руки, кажется. Уже было сложно определиться: бред это или реальность. Я просто ощутила и словно сквозь мутную пелену увидела, как из моих пальцев вытащили шприц с голубой смертью. Забрали у меня легкую смерть, или меня у нее.
Ни думать, ни шевелиться не осталось сил: безнадега, голод, обезвоживание сделали свое черное дело. Только в одном не преуспели — не смогли вынудить меня принять яд. Сколько дней я так валялась в каюте? Все смешалось. Но каждый раз, стоило поднести шприц к телу, срывалась в истерику — боялась страшно.
Жить
Я попыталась сосредоточиться, но тщетно. Словно во мгле мелькали темные фигуры, которые рылись в моих вещах, бросали их в какой-то контейнер. Потом вновь ощутила прикосновение, короткий взлет и холод по спине.
Меня несли. Кто, куда, зачем? Неизвестно. Сначала темный корабельный коридор, по которому последнее время впору было ходить наощупь, а уж что-то разглядеть… А потом — ослепительно-яркий свет заставил закрыть глаза, да и не хотелось больше сопротивляться поглощавшей меня тьме или свету…
Очнувшись снова, я открыла глаза и зажмурилась от резкого, слепящего света, бившего даже по векам. Я уже умерла и это рай? Может встречусь здесь с родными? Хоть какое-то утешение после печальной и бесславной кончины.
Вдруг пронзительно слепящую тишину нарушили два голоса — непривычных, незнакомых, каких-то булькающих, один чуть выше другого. Омерзительная волна страха прошила меня до кончиков ногтей. Совершенно неизвестный язык отозвался дрожью в теле, зашумел в ушах. Никогда не думала, что, будучи хорошим ксенолингвистом, имеющим в своем активе несколько сотен языков и диалектов, окажусь настолько неподготовленной к подобному.
Сразу после короткого диалога со мной начали проделывать какие-то манипуляции. Чьи-то руки действовали аккуратно и уверенно, показалось, еще и бесцеремонно, словно я нечто неодушевленное. По ощущениям, с меня снимали присоски с датчиками, затем что-то распылили. По влажной коже побежали мурашки, усиливая дискомфорт, — воздух стал более прохладным, чем привычно.
Наконец осмелившись приоткрыть глаза, прищурившись от непривычно яркого света, я посмотрела на… невиданное, потрясающее воображение существо. Вроде бы гуманоид: голова, две руки и две ноги, с меня ростом, то есть примерно метр семьдесят. На этом сходство закончилось. Голубой цвет кожи говорил о том, что скорее всего в его крови не железо, как у нас, а медь. Голова — как у акулы-молота, с «боковыми» глазами, круглыми, с узким вертикальным зрачком; широкий приплюснутый «лоб». Носа нет. Вместо привычного рта — выпуклая складка, которая периодически морщилась, а слева и справа от него две горизонтальные щели. Это рот? Или что? Может — жабры? Хотя… какие жабры, если мы оба без защитных костюмов и дышим одним и тем же воздухом? Это «открытие» меня порадовало, ведь постоянно находиться в скафандре — хуже только умереть.
Вероятно, только благодаря своей немощности и парализующему страху я с криком не пустилась в бега, когда существо взяло у меня немного крови незнакомым прибором и, наверное, с не меньшим интересом, чем я его, изучало данные, появившиеся перед ним на виртуальном экране.
Поморгав и немного привыкнув к слишком яркому свету, я с огромным интересом и опаской рассматривала то пришельца-страхолюдину, то окружающее пространство. Жуткая «акулья» голова этого гуманоида держится на мощной шее. Широкие плечи, развитый торс, руки с шестью пальцами — два противостоят четырем. Ноги в необычных ботинках на толстой подошве. Одежда непривычная: с ячеистой структурой, пористая, по-моему, с эффектом «дыхания», серо-зеленого цвета, тоскливого, как туман в лесу.