Единственная
Шрифт:
Мужчины расхохотались. Через минуту Резников, вытерев слезы, сквозь смех выдавил:
— Вот оно главное оружие землян — женщины! Поскольку вы до сих пор непостижимы, даже для нас, что же говорить про бедных иномирцев.
Наши посиделки прервал один из опостылевших экспериментаторов. Нам они до сих пор не представились, и про себя и между собой мы называли их по номерам. Пришел наш общий Третий. Постоянно с нами работали так или иначе восемнадцать голубых дронов. Остальные обитатели станции через несколько суток внимания на нас почти не обращали. Дисциплина здесь, безусловно, железная.
***
Думаю,
По-видимому, нас привели в помещение для совещаний. На одном из интерактивных экранов зависла загадочная планета, очень похожая из космоса на родную Землю. Дроны рассаживались на высоких стульях, встроенных в пол. На подлокотниках появлялись интерактивные панели, где они смотрели информацию, что-то записывали. Вообще-то у землян схожие технологии. Хотя за время пребывания «в гостях» мы с Кроу и Резниковым, к немалому удивлению и расстройству, выяснили, что технологии акул в чем-то опережают наши. И это только то, о чем нам сочли возможным сказать, показали. А сколько еще нам неведомого таят?
Десять дронов, контактировавших с нами, приготовились общаться. Нам присесть не предложили, вынуждая чувствовать себя подобно студентам перед приемной комиссией. Первый — парой манипуляций — создал между «комиссией» и нами проекцию, на которой зависли цепочки ДНК, и сразу задал вопрос в лоб:
— Вы представители одного вида?
— Да, конечно, — слегка удивленно ответил Резников.
Мы уже привыкли, что он первым ответ держит.
Указав на несколько специально выделенных участков в цепочках, Первый продолжал настаивать:
— Вы представители одного вида, но в вашем генотипе слишком много отклонений. Как подобное может быть? — Мы молчали, а дрон предположил: — Вы искусственно созданные прототипы?
Резников усмехнулся, покачав головой. Не хотелось бы касаться этой щекотливой темы и сообщать нелицеприятную информацию нашим чересчур дотошным хозяевам, но оставаться «искусственными» в плену — не разумно. Могут и в расход пустить. Помкому пришлось признаться:
— Согласно международной конвенции пять тысяч пятого года создание искусственных людей категорически запрещено законом. На опасных работах используют роботов, но придание им человекоподобного вида тоже запрещено.
— Почему? — предсказуемо заинтересовались иномирцы.
— В нашей истории был сложный период подмены понятий человечности, утраты моральных ценностей. Тогда чуть не уничтожили нашу планетарную систему и человечество в целом. Но сла… по счастью, нашлись умные люди, которые остановили убийственный процесс.
— Поясните, столько различий в генотипе у представителей одного вида, — привычно ровным, как раньше казалось, равнодушным тоном спросил Первый.
— После тех печальных событий человечество было на грани вымирания. Тогда начали генетически модифицировать его остатки, чтобы укрепить, усилить, улучшить. В результате впали в очередную крайность. Уже в следующих поколениях попытки генетических улучшений отразили полную преступную ошибочность. После многих, якобы полезных мутаций в новых поколениях выявлялись отклонения. Так, потомки людей, которые были модифицированы для защиты от любой
— Кто из вас более натурален? — уточнил Второй. — Кого можно считать базисом?
Мои спутники невольно посмотрели на меня. Пришлось ответить:
— Я. Мои предки решились только на одну генную мутацию. У меня врожденная способность к восприятию языков. И ксенолигнвист я не столько по призванию, сколько по наследству. Хотя эта способность, конечно, не у всех в роду проявляется ярко, как у меня. Но любой представитель моей семьи знал не менее десяти языков, даже не работая в области лингвистики.
Дроны перевели акульи взгляды на моих товарищей и тем пришлось честно поведать о своих наследственных мутациях. Полученная информация весьма заинтересовала иномирцев, вон как голубые толстые пальцы мелькали, записывая данные.
Наконец, Резников не выдержал и сухо уточнил:
— Мы бы хотели знать: что с нами будет дальше?
Общее молчание — и неожиданно дрон под номером семнадцать, который меньше всего с нами контактировал, но часто был наблюдателем, произнес:
— Наше руководство примет решение о вашей судьбе.
— Нам нужны более четкие ответы, поскольку ваши исследования в последнее время носят опасный характер для нашего здоровья, — упорствовал Резников.
— Наше руководство примет решение о вашей судьбе.
— Кто такие ранты? — вдруг спросил Хойт. — Это жители планеты, рядом с которой висит станция?
Один из дронов не сдержался, гневно забулькал:
— Вонючие двуногие, темнота, гниль им внутрь.
Соплеменники несдержанного иномирца, все как один, посмотрели на него строго, а нам сказали:
— Нет, ранты к этой планете не имеют отношения. Мы ее недавно открыли и проводим исследования.
Мы втроем тоже понятливо переглянулись. Значит нас сравнивают с теми самыми темными, вонючими двуногими, которым пожелали сгнить изнутри. Именно с ними мы настолько похожи, что нас решили исследовать, по-видимому с целью выявить слабые места у рантов. Занимательно! И это еще мягко сказано.
Кроу шепнул мне на ухо:
— Похоже, у них тут военные действия с нашими «клонами», а мы меж двух огней.
Резников тоже слышал и кивнул согласно. А я в очередной раз убедилась, что обычно душка и весельчак Хойт как ворона: что-нибудь, да накаркает. И ведь сбывается! Не успели мы «переварить» очередное «карр», станция буквально содрогнулась. Мы удержались на ногах благодаря поддержке друг друга. А акулы попадали со стульев. Резво подскочили и начали спешно выяснять, что случилось. На нас пока внимания не обращали.
— Может пора отчаливать? — шепнул Резников. — Пока им явно не до нас.
Я была ни жива ни мертва: опять авария, опасность! Внутри все в холодный комок сжалось. Мне двадцать три года, а до сих пор не любила и толком не жила, словно откладывала все на потом по совершенно, оказывается, надуманным причинам.