Единственный выживший
Шрифт:
К счастью, страх и острое чувство опасности скоро притупились, но, даже когда самолет набрал расчетную высоту и выровнялся, Джо продолжал нервничать. Он слишком хорошо представлял себе, как один пилот поворачивается к другому и спрашивает: "Мы записываем?.."
Как Джо ни старался, ему так и не удалось выбросить из головы последние слова Делроя Блейна, поэтому он вытащил из внутреннего кармана куртки три сложенных листка бумаги и развернул их на коленях. Он надеялся, что, просмотрев их еще раз, сможет увидеть что-то такое, чего
Рейс, которым летел Джо, был не из самых популярных, и салон самолета был заполнен примерно на две трети. Рядом с Джо, сидевшим возле самого окна, было свободное место, обеспечивавшее ему необходимое уединение, и, попросив стюардессу принести ему ручку и блокнот, он начал заново перечитывать расшифровку.
Бегло проглядев запись, Джо начал читать расшифровку внимательнее, выписывая слова Блейна в блокнот, чтобы не отвлекаться ни на панические реплики Санторелли, ни на сделанные Барбарой пометки, касающиеся пауз и других звуков. Он надеялся, что очищенный от посторонних наслоений монолог командира экипажа поможет ему увидеть новые нюансы, которые в диалоге просто не бросались в глаза.
Когда работа была закончена, Джо убрал расшифровку в карман и стал читать то, что у него получилось.
– Одного из них зовут доктор Луис Блом.
– Второго зовут доктор Кейт Рамлок.
– Мы записываем?
– Они делают мне больно.
– Они мучают меня.
– Заставь их перестать делать мне больно!
– Мы записываем?
– Мы записываем?..
– Заставь их прекратить, иначе, когда у меня будет возможность… когда у меня будет возможность, я их всех убью. Всех! Я хочу это сделать и сделаю! Я убью всех и буду только рад.
– Вот потеха!
– Ух ты!!!
– Уа-а-а-а-а! Вот и мы! Вот и мы, доктор Рамлок и доктор Блом! У-у-у-у!!!
– Уа-а-а-а-а! Мы записываем?..
– Мы записываем?
– Ух ты! О-па!
– О да-а…
– Ух ты-ы!!!
– Гляди! Ща ка-ак…
– Здорово!
Ничего нового Джо так и не увидел, однако некоторые особенности странного монолога Блейна, которые он подметил раньше, стали в этом сокращенном варианте более очевидными. Несомненно, командир экипажа говорил голосом взрослого человека, однако содержание его реплик казалось почти детским.
– Они делают мне больно. Они мучают меня. Скажи им, пусть перестанут. Скажи им!
Пожалуй, ни один взрослый, прося помощи или жалуясь на своих мучителей, не стал бы так строить фразы и пользоваться подобным набором слов.
Его самая длинная реплика, его угроза всех поубивать и радоваться этому тоже была детской, особенно в сочетании с последовавшим: "Вот потеха!"
– Уа-а-а-а-а! Вот и мы!..У-у-у-у!!! Ух ты-ы!!! О-па!
Блейн воспринимал грозящее ему гибелью падение самолета точь-в-точь как мальчишка, оказавшийся на мчащейся вниз тележке "американских горок". Барбара утверждала, что в голосе капитана не было страха, и Джо видел, что и в словах его страха было не больше.
– Гляди! Ща ка-ак…
Эти слова были произнесены за три с половиной секунды до удара о землю, так что Блейн наверняка видел, как, словно черный мак, раскрывается под ними ночной ландшафт. В последнем его восклицании тоже
– Здорово!..
Джо разглядыбал это последнее слово до тех пор, пока его самого не отпустила дрожь страха и он смог размышлять о нем более или менее хладнокровно.
– Здорово!..
До самого конца Блейн реагировал на происходящее как мальчишка, попавший в парк развлечений. По всему было видно, что о пассажирах и об экипаже он заботится не больше, чем жестокий и беспечный подросток, сжигающий на спичке паука или муху.
– Здорово!..
Но даже самый беззаботный и беспечный подросток – настолько эгоистичный, насколько только может быть очень молодой и незрелый человек, – должен был в конце концов испугаться. Хотя бы за себя. Даже самый решительно настроенный самоубийца, прыгнув с балкона высотного здания, обязательно вскрикивает от ужаса или запоздалого сожаления, падая вниз, к мостовой. Но капитан Блейн, наблюдая надвигающееся на него небытие, не проявлял ни малейших признаков беспокойства; напротив, ему это явно нравилось, словно он достоверно и точно знал, что лично ему ничего не грозит.
– Здорово!..
Делрой Блейн – образцовый семьянин, верный муж и отец, верующий мормон. Сострадательный, добрый, справедливый, невозмутимый. Здоровый как бык. Счастливый как черт знает кто. Человек, добившийся в жизни всего, чего хотел.
Анализ на алкоголь и наркотики тоже ничего не дал.
Что же все-таки случилось?
– Здорово!..
Джо охватил внезапный приступ бессильного гнева. Он не был направлен против капитана Блейна, который, вне всякого сомнения, тоже оказался жертвой, хотя поначалу Джо в этом сомневался. Нет, это был беспричинный и яростный гнев, который Джо порой испытывал в детстве и юности, гнев, не направленный ни на кого конкретно, и поэтому опасный, как перегретый пар в котле, в котором засорились все клапаны.
Джо не глядя сунул блокнот в карман куртки.
Руки его сами собой сжались в кулаки, и разжать их было уже невозможно. Джо хотелось одного: бить и крушить – безразлично кого или что – до тех пор, пока противник не рухнет бездыханным. Бить, покуда из разбитых пальцев не потечет кровь. Или пока он сам не упадет замертво.
Эти приступы слепой ярости всегда напоминали Джо о его отце.
Фрэнк Карпентер не был ни скандалистом, ни домашним тираном. Напротив. Голос он повышал только тогда, когда с его губ срывалось радостное или удивленное восклицание. По натуре он был человеком добрым, отзывчивым и оптимистичным, что было довольно странно, если учесть, каким жестоким и незаслуженным испытаниям подвергла его судьба.
В силу именно этого обстоятельства Джо постоянно был в ярости из-за него.
Он совершенно не помнил того времени, когда его отец не был безногим калекой.
Левую ногу Фрэнк потерял, когда в его автомобиль на полном ходу врезался пьяный девятнадцатилетний подонок. Джо было тогда всего три года.
Фрэнк и Донна, мать Джо, поженились, не имея за душой ничего, кроме скромной зарплаты и поношенной рабочей одежды. Чтобы сэкономить хоть немного денег, они застраховали свой автомобиль только на случай, если ими будет причинен какой-нибудь ущерб другому лицу. У пьяного водителя грузовика не было никаких доходов, поэтому за увечье Фрэнка они не получили никакой компенсации.