Единый
Шрифт:
Сначала была оглушенность, потом накатила слабость и полная растерянность. Наверное, так чувствует себя человек, которому сообщили, что он смертельно болен.
Да, тетя Вера во время последней нашей встречи здоровьем не блистала, но и тяжелобольной ее нельзя было назвать. Она вполне справлялась с домашними делами. Но с тех пор прошло несколько месяцев, а каторга, как известно, не санаторий. Вот и замначальника стоит передо мной и хлопает глазами — впервые слышит, что одна из ее подопечных в тяжелом
В башке вихрем пронесся целый хоровод мыслей. Что делать? Как с тяжелой больной кочевать по Поганому полю? Оставить ее здесь нельзя, взять с собой тоже… Зря добирался…
Нет, не зря!
— Поехали! — рявкнул я, поднимаясь. — Виктор Семеныч! Живо за руль! Оксана Федоровна, сядете рядом со своим любимым. А мы с Витькой сзади…
Последнюю фразу договорил тише, для Витьки. У Виктора Семеныча есть машина, к которой я привык, а Оксана — начальство на женской половине. Брать с собой квадратную любительницу булочек и тортиков Василису Терентьевну — создавать лишние проблемы. Она и в кабину-то не влезет, а если влезет, нам будет тесно.
Из-за скверной новости остатки культуры и галантности у меня выветрились. Я и раньше-то особо не “страдал” излишней воспитанностью, а тут превратился в дикого Отщепенца с замашками питекантропа. Подтолкнул замешкавшуюся Оксану, дернул за локоть Самого, стремившегося непременно допить чашку чая, рявканьем оборвал начавшую что-то говорить Василису…
За минуту уселись в машине, вызвав беззвучный ажиотаж среди охранниц. Наверное, они сочли, что случилось нечто экстраординарное — например, побег. Вот начальство и суетится и ничего не объясняет. Благо, здешние сотрудники привыкли, что с ними секретами не делятся.
Оксана показывала дорогу. Долго мы не добирались: не успел я усесться как следует, как приехали, завернув на площадку перед одним из бараков, на которой сушились робы и постельное белье. Вдали, за бараком, громоздилось еще одно строение, крупное, горбатое, уродливое. Там что-то гремело. Это была мельница, работающая на водяной турбине.
Людей поблизости почти не было — все ушли на работу, кроме одной охранницы, покуривающей у входа. При виде нас она вскочила с табуретки, вытянулась.
— Вольно, — негромким и недовольным голосом высокого начальника обронила Оксана Федоровна. — Проведи к больной.
Охранница, видимо, уже была в курсе относительно внезапного интереса со стороны руководства к арестантке по имени Вера. Развернувшись, она повела нас по темному, затхлому коридору с привычным двойным рядом дверей. Я мельком глянул: жилые просторные помещения с нарами, одна ванная комната с заплесневелыми стенами, одна прачечная — довольно большая. Вероятно, в этом бараке проживали те, кто не мог работать на лесоповале, а потому трудился на работах попроще и полегче — на мельнице или в прачечной.
Тетя Вера лежала в самом углу длинного помещения,
При виде нее остатки надежды, что я ее смогу забрать в Поганое поле и она там со временем поправится, улетучились. Поднять и увезти ее можно, но долго она не протянет — ни здесь, ни в Поганом поле.
Я отпихнул с дороги Самого и сел на край койки. От тети пахло тяжелой болезнью. Я думал, она спит, но как только присел, она открыла глаза.
— Олесь?
— Это я, тетя Вера, — сказал я и замолк.
Виктор Семеныч, Оксана Федоровна, Витька и безымянная охранница, благоухающая крепким табаком, топтались рядом.
— Вот, занесло меня сюда… — слабо прошептала тетя, не удивившись, какого лешего я здесь делаю. Может, посчитала, что я ей снюсь.
— Да как тебя занесло-то? — вырвалось у меня. — Почему тебя арестовали? Кто-то тебя подставил?
При этом я так глянул на Виктора Семеныча, что тот в испуге отступил. Возможно, я неосознанно “выстрелил” в него волшбой — не знаю.
— Да никто не подставлял, сама подставилась… — Тетя Вера попыталась улыбнуться. — С Администратором нашего Посада поругалась маленько, вовремя не остановилась, он меня сгоряча и… Сама виновата.
— Поругалась? — изумился я. — На тебя непохоже…
— И на старуху бывает проруха… Думала, тебя Модераторы забрали, требовала, чтобы вернули на место…
Я помолчал.
— Так это из-за меня? Ты меня искала? У Админа и Модераторов?
— Ну да. Тебя ж на ночь заперли… до того, как ты пропал без вести. Я и подумала, что не мог ты без записки, без слова исчезнуть… Я потом уже подумала, что неспроста в то же время Витька Смольянинов, соседский мальчишка, пропал…
Мы с Витькой переглянулись. Пацан сжал зубы — ему тоже было неловко, но не так, как мне. Он-то не вполне помнит события до смерти…
— Это я сама глупая, — продолжала тетя и закрыла глаза. — Понесло меня куда-то, будто Погань голову одурманила… Вот и оказалась я здесь… Слава Вечной Сиберии, хоть Рина мне помогает…
Я посмотрел на охранницу.
— Кто такая Рина?
— Заключенная номер 52-877, — отрапортовала та с таким видом, будто тренировалась всю ночь. — Вот здесь ее место.
И показала на верхние нары.
Соседки они с тетей Верой, стало быть…
— Я тебя заберу, тетя Вера, — пообещал я. — И с Админом отдельно поговорю…
— Я же помру скоро, Олеська, — с улыбкой, как о чем-то само собой разумеющемся, сказала тетя. — Куда ты меня заберешь?
— В Поганое поле, — ответил я твердо. План выстраивался в голове — тоскливый план, беспросветный, но все же план. — Если помирать тебе пора настанет, помрешь в Поганом поле, на воле. И не славь Вечную Сиберию — это из-за нее ты на каторге!
“…и похороню я тебя в Ведьмином круге, — додумал я. — Глядишь, вернешься… Как мы с Витькой”.
Тетя наощупь нашла мою руку, сжала сухими холодными пальцами.