Единый
Шрифт:
— Власти приказывают, — пояснила Рина. — Забор строить велят. Положено — и все тут! Тупые.
— А россы разве тоже тупые? — спросил Витька. — Они же такую стену огромную запилили — закачаешься! Олесь рассказывал. Правда, Олесь?
— Да, — задумчиво подтвердил я. — Россы почему-то тоже отгородились от Поганого поля… Странно, непонятно. Зачем нужны все эти заборы и стены?
— Может, для психического успокоения простых граждан? — предположил Витька. — Типа символа, показухи.
— Может. Только вот как нам преодолеть эту показуху? Этот забор нам не объехать.
Витька
— Придется демонтировать. У нас саперная лопата есть — выроем столбы, а сетку порвем…
— Чем, руками?
— Других инструментов нет.
Я вылез из машины и подошел к забору вплотную. Он был сделан из металлической сетки типа рабицы, очень крупной и крепкой. Строили недавно, так что забор был добротный, тараном не возьмешь. Чтобы вырыть столбы и разобрать отдельные фрагменты сетки, придется повозиться — возможно, работы тут на весь день. Я тоскливо посмотрел на ту сторону, где расстилались недавно убранные поля. Ни построек, ни людей. Зачаровать и заставить работать некого… Моя волшба действует только на существ с сознанием, а не на неодушевленные предметы.
— Ива, есть предложения?
— Найти места стыков, — отозвалась та. — Они наверняка соединены вручную. Следовательно, вручную же их можно расстыковать.
Я двинулся направо вдоль забора, продираясь через невысокие кусты, разыскивая пресловутые стыки. Навстречу выбрался Витька — штаны в репее, но рожа довольная донельзя.
— Там ворота!
И развернулся в обратном направлении. Я поспешил за ним. Рина осталась возле машины, подбоченясь и вертя головой в косынке. О чем она думала? Возвращение в Вечную Сиберию ее, похоже, не особо пугало.
Ворота отыскались метрах в пятидесяти, за небольшой рощицей — обычные, ничем не примечательные ворота под деревянной аркой с барельефом Знака на самом верху. Они были заперты на массивный замок. По глиняной дороге в виде двойной колеи, заплывшей от дождей и времени, определенно давно не ездили.
Мы вернулись к машине, сделали приличный крюк, чтобы объехать лесок, разогнались и разломали ворота в хлам.
— Йюу-ху! — завопил Витька.
Я остановился, выбрался из кабины и осмотрел массивный кенгурятник, на которого удар не произвел ни малейшего впечатления. На дверцах появились длинные царапины, но не отыскалось ни одной вмятины. Машина была бронированной — это ощущалось во время движения, очень уж тяжелая она была. Ох, боятся начальники каторги бунта пленных, боятся даже невзирая на чипизацию и промывание мозгов квестами.
Почесав изрядно отросшую бороду, я сел обратно, сдал немного назад, чтобы отцепились куски сетки, и снова поехал вперед, в сторону столицы, чьи не слишком высокие высотки и гигантская башня торчали над горизонтом.
Убогая колея привела на старую-престарую асфальтированную дорогу, тянувшуюся между убранных полей и пересекавшую несколько Посадов. На этой дороге разок нам попался трактор, водитель которого при виде нас резко свернул на обочину, пропуская. Посадские смотрели вслед с разинутыми ртами. Наша тачка напоминала машины Модераторов, но была намного массивнее. Не знаю, в курсе ли местные, что на этой тачке ездит начальник каторги, но впечатление она производила
Я тем не менее попросил Витьку сесть пониже и не отсвечивать лишний раз. Подросток в машине грозного начальства породит ненужные вопросы. Впрочем, вряд ли за бликующим лобовым стеклом можно нас внимательно рассмотреть.
Один раз мы проехали в двух метрах от стоящей посреди Посада машины Модераторов; сами Модераторы слонялись вокруг, болтали и щерились. На нас посмотрели настороженно, но остановить не попытались.
— Эй, а мы не из этого леска вышли? — спросил Витька. — Где дольмен?
Он показывал направо, где за очередным полем рос лесочек.
— Да, кажется, он…
Рина позади нас промолчала, хотя я уловил исходящие от нее флюиды любопытства.
Ночью мы шли другой дорогой — вернее, тащились по бездорожью, напрямую. А сейчас ехали по самой крутой в этой местности “трассе” со скоростью аж километров пятьдесят в час. Проехали мимо приснопамятных руин, где взорвался мусоровоз и началась наша с Витькой подземная одиссея, одолели еще пару десятков километров по сравнительно восхитительной дороге в четыре полосы. По обе стороны трассы все чаще вырастали здания, чаще встречались люди и машины. Однако движения для столицы целого государства было на удивление мало.
Два часа мы провели на обочине, устроив пикник за кустарником у хилого ручья и заодно заряжая слегка подсевшие батареи. Пред ясные очи Председателя следовало явиться во всеоружии: сытыми, умытыми и при заряженных батареях. Пока обедали, я постоянно был настороже, ждал визита местных любопытных, приготовив для них хорошую порцию волшбы. Но черная угловатая машина Самого отпугивала прохожих не хуже магии. Нам никто не помешал.
Причина крайне слабого трафика в пригородах открылась сразу после того, как мы продолжили путь. Дорогу преградила огромная бетонная стена высотой в три этажа, сверху по ней вышагивали вооруженные охранники. В стене была брешь шириной метра в четыре-пять, оборудованная КПП, шлагбаумом, пулеметом и несколькими солдатами.
Перед брешью скопилась “пробка”, по местным меркам запредельно большая — машин пятнадцать. С другой стороны, на выезд, стояло куда больше, целая очередь. Никто не сигналил, и я задумался: а в машинах Сиберии вообще есть функция клаксона? Посмотрел на приборную панель, на руль с его рычагами поворотников — ничего похожего. Раньше я ни разу не озаботился этим вопросом.
— Ого, — сказал Витька. — Как у них строго.
— В Князьград так просто не въедешь, — протянула Рина. — И выехать не проще.
— И что нужно для въезда-выезда?
— Соответствующий рейтинг, конечно. А вы разве в городе не были? Я так поняла, что были.
— Были, — подтвердил я. — Но в город попали через подземелья нуаров.
— Да ну? — поразилась Рина. — Не страшно было? Это ж народ не лучше Уродов!
— Почему? — полюбопытствовал Витька.
— Живут как крысы… в канализации… среди дерьма… Мерзкие…
— Между прочим, у них там сухо и воздух кондиционированный, — сказал Витька. — А то, что вы говорите, чистой воды предубеждение и стигма.