Ее андалузский друг
Шрифт:
Альберт примерял бумагу к коробке:
— Кому подарок?
— Тому.
— С какой стати?
— У него день рождения.
Коробку он обернул аккуратно, а вот скотч приклеил небрежно. Испытывая легкое раздражение, мать отобрала у него скотч, переделала — и тут же пожалела, что так поступила.
До дома, где прошло детство Софии, ехать было недалеко. Толстые зеленые кроны деревьев создавали удивительное чувство уюта. Дома тонули в зелени дубов, берез и яблонь. Закатные лучи придавали всему золотистый оттенок — Софии это нравилось.
На
— Задави ее, — тихо проговорил Альберт.
Оба они недолюбливали собаку.
— Ты расстроилась бы, если бы Рэт умерла? — продолжал Альберт.
София молча улыбнулась.
— Нет, правда, ты расстроилась бы? — не отставал он.
София молча покачала головой, Альберт улыбнулся понимающей улыбкой.
Том готовил напитки в гостиной — под пение Синатры и аккомпанемент Жобима.
— Привет, Том!
Рот у него был забит оливками, он помахал рукой Софии, призывая ее подождать, однако ждать она не стала. Навстречу им вышла Ивонна, поцеловала Альберта в лоб, сжала руку Софии и снова исчезла. На ней, как всегда, были новые белые кроссовки. Ивонна двигалась так, словно в свои семьдесят по-прежнему считала себя исключительно привлекательной женщиной.
На ковре перед телевизором сидел парень Джейн из Аргентины по имени Хесус и что-то смотрел без звука.
— Привет, Хесус!
— Привет, София! — дружелюбно ответил он, продолжая смотреть телевизор, сидя все в той же позе портного.
Хесус оставался для нее загадкой. Трудно сказать, чем он не похож на остальных, но каждый раз, когда она пыталась докопаться, в чем причина его странной манеры держаться, выяснялось, что она ошибается. Джейн была с ним счастлива — София не понимала до конца почему, однако немного завидовала сестре. Они с Хесусом мало взаимодействовали, а когда встречались, то улыбались друг другу. И когда Хесус возвращался после трех месяцев в Буэнос-Айресе. И когда они сталкивались в кухне после того, как София поговорила по телефону. Улыбки всегда были одинаковые — такие широкие, словно оба готовы вот-вот засмеяться.
София вышла в кухню. Джейн сидела за столом и пыталась нарезать овощи. Готовить она не умела в принципе. София поставила в духовку запеченный картофель, который привезла с собой, поцеловала сестру и села рядом с ней, наблюдая за тем, с каким трудом Джейн нарезает огурец кубиками. Кубики получались очень разными по форме и по размеру. Джейн, едва справляясь со злостью, подтолкнула разделочную доску старшей сестре, и та с готовностью принялась за дело.
— Где вы были? — спросила София.
За ужином в воскресенье обычно собирались София с Альбертом и мама Ивонна с Томом. Джейн и Хесус приезжали, когда им взбредет в голову. У них не было никакого четкого расписания, и тем радостнее было их видеть, когда они появлялись.
— Нигде, то тут, то там, — проговорила она и покачала головой. — Даже не знаю.
Джейн сидела, облокотившись рукой о стол и подперев щеку ладонью.
— Посмотри на меня, — сказала она.
София повернулась к ней.
— Ты что-то с собой сделала?
— Сделала? В каком смысле?
— Со своей внешностью.
Сестра покачала головой:
— Нет. А почему ты спрашиваешь?
Джейн внимательно оглядела ее.
— У тебя совсем другой вид. Какой-то воздушный, радостный.
София пожала плечами.
— В твоей жизни произошло что-то особенное? — допытывалась Джейн.
— Да нет.
— Ты с кем-то встречаешься?
София снова покачала головой, но Джейн не сводила с нее глаз.
— Признавайся! — прошептала она.
— Ну, может быть.
— Может быть?
София подняла глаза на сестру.
— А кто он?
— Пациент. Бывший пациент, — тихо проговорила София. — Но мы встречаемся не в том смысле.
— А в каком смысле вы встречаетесь?
София улыбнулась.
— Даже не знаю…
Она пересыпала нарезанные овощи в большую салатницу. Получилось небрежно, София потянула руку, чтобы исправить, но остановилась. Ей претила та роль девочки-умницы, которую она невольно начинала исполнять в стенах этого дома. Джейн сидела все в той же позе, наблюдая за Софией. Внезапно она буквально подскочила на месте.
— Боже мой, ведь мы ездили в Буэнос-Айрес! Просто не пойму, что на меня нашло. Я какая-то бестолковая. Мы навещали братьев и сестер Хесуса. Домой вернулись только что… В четверг.
Название дня недели она произнесла с сомнением, но потом, похоже, решила, что оно соответствует действительности. Джейн была совершенно богемной личностью. На первый взгляд могло показаться, что она играет, что-то из себя изображает — однако это не соответствовало истине. Она была просто очень разбросана — и всегда полна радости и энтузиазма. Это многих от нее отпугивало — пугливые считали ее неестественной и осуждали. Зато смелые любили ее, как могут любить только смелые люди.
Они собрались все вместе — Ивонна и Том во главе стола с двух сторон, остальные расположились между ними. Ивонна приготовила роскошный ужин — это у нее всегда отлично получалось. Трапеза прошла под тем же знаком, что и обычно, — разговоры ни о чем, смех и молчаливое сосредоточение каждого, чтобы сдержать чувства и не дать выплеснуться какой-нибудь старой обиде или недоразумению.
После ужина София и Джейн уселись в двух плетеных креслах на веранде. Хесус удалился в библиотеку, где погрузился в какой-то англоязычный роман. Альберт сидел на втором этаже, играя в карты с Томом под звуки «Гольдберг-вариаций», [11] которые Том включал на старом дребезжащем проигрывателе, как только предоставлялся случай.
11
«30 вариаций для клавесина» — произведение И.С. Баха, которое принято называть по имени первого исполнителя, Иоганна Готлиба Гольдберга.